Миссис Эттин. А вы скажете дома своей жене, что вас очень влекло ко мне, и хотя сначала вы удрали на другой конец комнаты, зато последние пять минут сидели у меня чуть ли не на коленях?
Имменсо (вскакивает с невнятным криком. Потом говорит, отвесив неуклюжий поклон). Прошу прощения, миссис Эттин. (Хочет снова сесть вдали от нее, но спохватывается и решительно садится на прежнее место.)
Миссис Эттин. Ну, как, честно я вас увлекла или нет? Прибегла я хоть раз к низкой уловке, видели вы хоть тень женского коварства?
Имменсо. Я вижу не тень, а очаровательную женщину, миссис…
Миссис Эттин. Но-но! Бросьте-ка остроты, шуточки, увертки. Честная это игра или нечестная?
Имменсо. Что ж, вы взяли быка за рога. И сделали это честно. Признаюсь нелицемерно, что восхищен вами. (Целует ей руку.) Да, я говорю нелицемерно: это чистая правда. Но все же я знаю, что не скажу ничего своей жене. Могу ли я поступить так без лицемерия?
Миссис Эттин. Зря вы так беспокоитесь. Неужели вам не ясно, что среди наших литературных гениев непременно найдется первоклассный писатель, чьими книгами она порой зачитывается и отдает ему предпочтение, потому что вы классом пониже? Но она не говорит вам об этом. Что же это — лицемерие или, может быть, просто доброта, благое милосердие, как сказано в Библии?
Имменсо. Надеюсь, это милосердие.
Миссис Эттин. Всякая хорошая жена должна быть в чем-то неверной мужу ради его же блага. Когда супруги притворяются, будто живут лишь друг другом и больше им никто на свете не нужен, они подвергают свою привязанность тяжкому испытанию, и это так прискорбно, что мы принуждены смеяться, если хотим сдержать слезы. Но мы станем умнее, когда будем жить триста лет.
Приключения чернокожей девушки, отправившейся на поиски бога
— А где он — бог? — спросила чернокожая девушка у обратившей ее в христианскую веру миссионерки.
— Он сказал: «Ищите и обрящете!» — ответила миссионерка.
Миссионерка эта была миниатюрная белая женщина лет под тридцать; не найдя удовлетворения для своей мятущейся души в родной Англии, в лоне чрезвычайно добропорядочной и достаточно зажиточной семьи, она поселилась в африканских лесах, чтобы учить африканских ребятишек любить Христа и поклоняться кресту. Она была прирожденным апостолом любви. Учась в школе, она непременно обожала кого-нибудь из учителей, причем столь самозабвенно, что пресечь ее обожание было просто невозможно, однако с девочками своего возраста и круга она никогда близко не сходилась. В восемнадцать лет она начала влюбляться в истовых молодых священников и даже умудрилась за короткое время обручиться с шестью подряд. Но каждый раз, когда нужно было назначать день свадьбы, она расторгала помолвку, потому что романы эти, сулившие поначалу столько счастья, в какой-то момент вдруг тускнели и утрачивали для нее всякий интерес. Священникам, получившим неожиданную и необъяснимую отставку, не всегда удавалось скрыть чувство облегчения, словно им и самим становилось вдруг ясно, что чудесная греза была всего лишь грезой и что идеал, созданный их воображением, на деле идеалом отнюдь не был. Тем не менее один из отвергнутых женихов покончил с собой, и эта трагедия послужила для нее источником необычайной радости, словно бы перенеся ее из мира фантазии и призрачного счастья в суровую действительность, где страдания подчас доставляют острое наслаждение.
Как бы то ни было, это происшествие положило конец ее легкомысленным помолвкам. Правда, не сразу. Но однажды ее многоопытная кузина — острого язычка которой она немного побаивалась и которая в глаза называла ее бездушной кокеткой — обвинила ее в том, что она старается довести до самоубийства и других своих женихов, добавив, что многие женщины взошли на эшафот и за меньшие прегрешения. И хоть она и знала, что дело обстоит совсем не так и что кузина ее как человек сугубо земной просто ничего в этом не понимает, в душе она сознавала, что с житейской точки зрения дело обстоит именно так и что ей пора бросить свои сомнительные забавы и впредь не завлекать мужчин без намерения выйти за них замуж. Итак, она дала отставку шестому священнику и отправилась насаждать христианство в самую глушь Африки, и последним отголоском чувства, которое она подавила в себе, как греховное, был припадок ярости, охвативший ее при известии, что он женился на вышеупомянутой кузине, чей шустрый ум и связи принесли ему со временем сан епископа без всяких с его стороны усилий.