Новеллы

— Благодарю, я и сам вижу, что гроб, — сказал Мендола. — Я спрашиваю, почему ты держишь его здесь?

— Это гроб для кавалера Пиккароне[12], ваше превосходительство.

— Пиккароне? С какой стати? Он же не умер!

— Нет, нет, ваше превосходительство! Дай Бог ему долгих лет жизни! — сказал Пампина. — Но, может статься, ваша милость знает — у него у бедняги жена умерла в прошлом месяце.

— Ну и что?

— Он ее проводил сюда, всю дорогу за гробом шел — это в его–то годы. Так–то вот. Потом позвал меня, говорит: «Слушай, Святой Дар. Месяца не пройдет, я тоже тут буду». — «Да что вы говорите, ваша милость!» — я в ответ. А он: «Помалкивай, — говорит. — Слушай. Этот гроб, сынок, обошелся мне в двадцать унций с лишком. Красивый, сам видишь. Ради покойной, земля ей пухом, я на расходы не смотрел, сам понимаешь. Но сейчас игра сыграна, — говорит. — Что покойной, мир ее праху, делать под землей с таким красивым гробом? Грех его губить, — говорит. — Мы вот как сделаем. Похороним, — говорит, — святую покойницу аккуратненько, в том цинковом гробу, что внутри, а этот ты мне доставишь домой: мне самому пригодится — про запас. На днях, как стемнеет, я за ним пришлю».

Мендола не захотел ни о чем больше слушать, ничего больше осматривать. Ему не терпелось вернуться в городок, чтобы разнести весть о том, что Пиккароне приказал приберечь гроб жены про запас для самого себя.

Джероламо Пиккароне, адвокат, во времена Бурбонов[13] ставший кавалером ордена святого Януария, прославился в округе скупостью и хитростью. А уж мастер не платить по счетам! О нем такое рассказывали — было чему подивиться. Но эта история, думал Мендола, весело нахлестывая несчастную лошаденку, эта история превзошла все прочие, и к тому же чистая правда, тра–ля–ля! Он сам видел гроб, собственными глазами.

Лошаденка неслась как угорелая, одноколка грохотала, вздымая облака пыли, но Мендола ничего не замечал, предвкушая взрывы хохота, которые встретят его рассказ, — а рассказывать он будет пискливым голосишком Пампины, — когда вдруг услышал оглушительные крики: «Стой! Стой!» — раздававшиеся из придорожной харчевни «Приют охотников», содержателем которой был некий Дольчемасколо[14].

То были два приятеля Мендолы — Бартоло Гальо и Гаспаре Фикарра, заядлые охотники; они сидели у входа в харчевню под навесом из виноградных лоз и раскричались так, решив, что лошаденка Мендолы понесла.

— Какое там — понесла! Просто я хотел прибавить ходу...

— Ах, ты прибавляешь ходу таким манером? — сказал Гальо. — У тебя что, есть дома запасная голова?

— Знали бы вы, друзья мои! — воскликнул Мендола, вылезая из одноколки; он тяжело дышал, но был в самом приподнятом настроении и с места в карьер рассказал двум друзьям историю с гробом.

Оба сперва сделали вид, что не могут поверить, но только для того, чтобы выказать удивление. И тут Мендола давай клясться, что — честное слово! — он сам видел этот гроб, своими глазами видел в сторожке у Святого Дара.

Охотники, в свой черед, принялись рассказывать о других подвигах Пиккароне, уже известных. Мендола хотел было снова сесть в одноколку, но они уже распорядились, чтобы Дольчемасколо принес стаканчик для их друга советника, и хотели, чтобы Мендола выпил с ними.

Дольчемасколо, однако же, стоял на месте как вкопанный.

— Эй, Дольчемасколо! — окликнул его Гальо. Трактирщик — он был в надвинутой на ухо меховой шапке пирожком и в рубахе с засученными рукавами, открывавшими волосатые руки, — очнулся и сказал со вздохом:

— Прошу прощения. Я вот слушал, что тут говорилось, и прямо измучился, стою и мучаюсь. Как раз нынче утром тут появился пес кавалера Пиккароне, вот уж тварь поганая, бегает себе на свободе от дома своего хозяина до его угодий близ Канателло... Так знаете, что он мне сделал? Украл у меня связку свиных колбасок, штук двадцать, если не больше, прямо с прилавка стянул, чтоб ему ими отравиться! Счастье еще, что есть у меня двое свидетелей!

Мендола, Гальо и Фикарра расхохотались. Мендола сказал:

— Ты их повыше подвешивай, любезнейший! Дольчемасколо поднял вверх кулак, глаза его блеснули.

— Нет уж, клянусь Богом! Он мне заплатит за колбаски! Заплатит, заплатит, — твердил Дольчемасколо трем своим посетителям, которые недоверчиво посмеивались и покачивали головой. — Вот увидите, господа. Я нашел способ. Знаю, чем его взять!

И он состроил свою обычную плутовскую мину: прижмурил один глаз и указательным пальцем оттянул кверху веко другого.

Что он нашел за способ, Дольчемасколо не захотел говорить; сообщил только, что ждет из деревни двух крестьян, которые были свидетелями утренней сцены, и с ними под вечер отправится к Пиккароне.

Мендола сел в одноколку, так и не выпив; Гальо и Фикарра заплатили по счету и, посоветовав трактирщику для его же блага отказаться от попытки взыскать с Пиккароне деньги, отправились восвояси.