Новеллы

Мессер Валоре, одетый в кафтан (так как он не носил плаща с большим капюшоном), держа в руке гвоздь, который видели все приглашенные, ответил: «Пьеро, я явился попировать с тобой и этими благородными людьми и напомнить тебе о некоторых словах, которые я скажу тебе, какими бы они тебе ни показались, полагая, что они могут быть тебе полезными». И он положил гвоздь на камин, так что каждый его видел. «Ты, наверное, читал в римских хрониках, что, когда какой-нибудь консул возвращался на триумфальной колеснице после большой победы, то, чтобы он не возгордился, рядом с ним ставили двух негодяев, которые говорили ему грубости, плевали иногда в лицо и проделывали другие весьма постыдные вещи. Представь себе, дорогой Пьеро, что я один из этих негодяев, а ты находишься на триумфальной колеснице. Ведь, если вникнуть хорошенько в дело, ты – самый значительный из когда-либо бывших в этом городе граждан, и у нас, и за пределами города ты слывешь мудрейшим из всех когда-либо владевших этой землей: ты был в Апулии и во многих других местах света, и повсюду тебя считали самым мудрым из всех. Поэтому я вижу, что ты стоишь настолько высоко, что подниматься выше тебе не приходится; я отлично вижу, что ты на вершине колеса и что, если ты двинешься еще вперед, то только спустишься, либо упадешь головой вниз. По этой причине я принес с собой этот гвоздь, который ты видишь там на камине, чтобы ты мог вколотить его в колесо; если ты этого не сделаешь, то, так как оно вращается, тебе придется начать спускаться, и ты, пожалуй, очутишься совсем внизу».

Пьеро, хорошо разбиравшийся во всякой тарабарщине, отвечал на это: «Мессер Валоре, я полагал, что ты явился на пир вместе с этими доблестными людьми отведать тех яств, которые я им предлагаю, но ты явился сюда и предложил мне свои яства; поэтому я могу сказать, что обедаю нынче утром у тебя. Но ты угостил меня, во всяком случае, плодами лучшими, нежели плоды брата Альбериго.[499] Хотя в той точке, в которой я, по-твоему, нахожусь, я достиг только половины пути, мне кажется, однако, что, если бы можно было вколотить гвоздь в колесо, то фунт железа стоил бы золота, потому что оказалось бы столько желающих вколотить его, что для этого понадобилось бы все наличное железо. И, кроме того, если бы и можно было вколотить гвоздь, то это значило бы поступить несправедливо по отношению к тем, кто находится внизу, на середине и сбоку колеса и кто хочет, чтобы оно повернулось, дабы улучшить свое положение».

Тогда мессер Валоре сказал: «По тому, что ты возразил на мои глупости, те, кто пируют здесь с тобой, могут поставить тебя много выше того, что поставил я. И все же я еще более доволен тем, что пришел к тебе, так как в том, что ты сказал, ты раскрыл себя перед всеми ними с еще большей убедительностью».

Рассуждая таким образом, они высказали друг другу много мудрых мыслей, а затем сели за стол. После пира, когда мессер Валоре откланивался, Пьеро сказал ему: «Возьми свой гвоздь, я не мог бы вколотить его гуда, где ты указываешь; ведь Цезарь, Александр и многие другие не могли сделать этого, не то что я, маленький человек. И если бы я мог сделать это, я бы не сделал, чтобы свет не погиб».

Мессер Валоре взял гвоздь и сказал: «Et tu es Petrus, – et super hanc petram[500] укреплена мудрость. Бог с тобой».

Так закончили они и пир, и свои рассуждения.

О, сколько вещей вернее этого колеса, быстрое движение которого никогда не прекращается, и сколько царей, сколько синьоров и сколько всяких народов и коммун испытали это! Чем больше это видят, тем меньше этому верят. Кто поднялся на высоту, не думает никогда о спуске; и чем выше подъем, тем опаснее падение. Я не хочу тратить время на то, чтобы ссылаться на судьбу синьоров старых времен. Вспомним, однако, песенку, в которой сложивший ее привел много таких примеров; песенка эта начинается словами:

Когда судьба и мир хотят
Пойти против меня и т. д.[501]

Я не стану говорить о том, как очутились на вершине колеса Троя, Приам, как стали великими Фивы и как вознесся Карфаген со своим Ганнибалом и родом Барка и другие; я умолчу о Риме, ставшем господином всего мира, а нынче – всего того, чем он владеет; каковы были его граждане и каковы они теперь. Все обернулось вниз и погрузилось в грязь.