Новеллы

Хозяин сказал: «Как тебя зовут?» Лапаччо назвал себя.

Тогда хозяин, продолжая разговор, сказал: «Сколько ты согласен заплатить? Я тебя выручу».

Лапаччо сказал: «Устраивай дело, как хочешь, братец, только вызволи меня отсюда. Во Флоренции у меня денег много: я выдам тебе расписку». Видя, что перед ним такой простак, хозяин говорит: «Ах, ты несчастный! Вот-то горе тебе бог послал! Ты ничего не разглядел вчера вечером! Ах, ты глупый! Ведь ты лег на одну кровать с венгерцем, который умер вчера после вечерни».

Когда Лапаччо услышал это, ему показалось, что он чувствует себя несколько лучше, но не слишком: ведь разница между тем, чтобы попасть на плаху и тем, чтобы поспать с покойником, невелика. И собравшись немного с духом и почувствовав себя увереннее, он стал говорить хозяину: «Ей-богу, какой же ты шутник! Что ж ты не сказал мне ничего вчера вечером, что на одной из этих кроватей лежит покойник? Если бы ты сказал мне об этом то я не то чтобы не остановился у тебя, а проехал бы на несколько миль дальше, даже если бы мне пришлось остаться в долине на всю ночь! Ты так растревожил меня, что мне никогда теперь не успокоиться, и я, быть может, от этого умру».

Услышав эти слова Лапаччо, хозяин гостиницы, который потребовал у него награды, если его выручит, перепугался, так как из-за происшедшего могло возникнуть дело, и помирился с названным Лапаччо в самых лучших выражениях, в каких только мог. А названный Лапаччо уехал и стал удаляться насколько мог быстро, часто оглядываясь назад из страха, как бы кто по дороге не пустился за ним вслед; причем лицо у него было гораздо бледнее, чем у мертвого венгерца, которого он столкнул с кровати. С этой немалой мукой в душе отправился он к некоему мессеру Андресаджо Россо из Пармы, кривому человеку, ставшему подеста Флоренции. Лапаччо вернулся затем к себе, сообщив землякам, что уведомил названного подеста об его избрании и о том, что этот человек согласился принять должность. А по возвращении во Флоренцию названный Лапаччо заболел и едва не умер.

Я полагаю, что судьба, знавшая, как он суеверен и сколь дурной приметой считает он прикосновение к покойникам, захотела подшутить над ним рассказанным выше способом, ибо происшедший с ним случай был для него совершенно небывалым; произойди он с другим, он не был бы таковым Но сколь различна природа людей! Ведь есть много таких, которые не боятся примет, и им ничего не стоит лежать с покойниками и находиться с ними; есть и такие, которые спокойно ложатся в постель, где прячутся змеи, скорпионы и всякие ядовитые твари и гады; но есть и такие, которые избегают одеваться в зеленое, ибо это самый опасный цвет; а иные ни за что не начнут какого-нибудь дела в пятницу, ибо это день нашего искупления. И то же можно сказать о многих других воображаемых и неразумных вещах, которых столько, что их и не уместить в этой книге

Новелла 50

О шуте Риби, одевавшемся в платье из романьольского сукна и попросившем жену мессера Америго Донати, когда у него изорвался кафтан, заплатать его алым сукном, и о том, что он ответил тем, кто смеялся над ним

Этот Риби[133] однажды поступил еще лучше, дав заплатать свой кафтан: он извлек из этого выгоду получше, чем когда сочинил ответ о факеле с ручкой.

Он носил кафтан из романьольского сукна,[134] который был стар и изорвался на груди и на локте. Обедая однажды утром у мессера Америго Донати[135] из Флоренции, он прошел в комнату к его жене, ибо, как все шуты, он был в добрых отношениях с женами кавалеров, и сказал ей: (Мадонна такая-то, нет ли у вас немного ярко-красного сукна?»

Дама сказала: «Риби, что ты, шутишь?»

Риби сказал: «Нет, мадонна; напротив, я говорю так серьезно, как только могу; я очень хотел бы, чтобы вы залатали мне этот кафтан».

Дама сказала: «В добрый час! Ты хочешь залатать романьольское сукно ярко-красным?»

Риби ответил: «Ах, мадонна, не беспокойтесь об этом; если сукно у вас есть, окажите мне эту услугу».

Дама, которой очень хотелось увидеть такую небывалую вещь, сказала: «Сукно у меня есть, и я починю тебе кафтан, раз ты этого хочешь; но будет непривычно видеть такую починку».

Риби сказал: «Мадонна, вы говорите правду; но так как я ищу необычного, ибо я и сам человек необычный, то я и делаю это. А когда дело будет сделано, то не пройдет и трех дней, как вы будете довольны и узнаете причину этого».

И скоро, обождав немного после полдника с мессером Америго, он отправился к себе и затем, переодевшись в другой кафтан, вернулся со старым под мышкой к названной даме, которая залатала его в тот же день двумя новыми кусками настоящего алого сукна. Получив обратно залатанный кафтан, он на другое утро надел его и, выйдя на улицу, отправился на Новый рынок, где рассчитывал встретить побольше народу. Каждый, кто его видел, говорил: «Эй, Риби, что это такое? Ты залатал романьольское сукно алым!»

А Риби отвечал: «Хорошо, если бы и все остальное было алого цвета».