Новеллы

Но народ на палубе думал: если звери и люди перемещались в этом мире деревьев, то, должно быть, они владели иными, неизвестными римлянам способами пробиваться вперед, поскольку весь лес, от земли до самых верхушек, был сплетением негнущихся, лишенных хвои ветвей. С этих ветвей свисали серые лишайники, длиной в локоть, что превращало деревья в колдовские существа с волосами и бородой. А земля под ними была сплошь покрыта гниющими стволами, так что нога утонула бы в этой трухлявой древесине, как в тающем снегу.

От леса исходил запах, который всеми на корабле воспринимался как нечто приятно усыпляющее. Это был аромат живицы и дикого меда, смешивавшийся с пьянящим запахом, шедшим от разложившихся стволов и огромных красных и желтых грибов.

Без сомнения, во всем этом было что-то устрашающее, но встреча с природой во всей ее мощи, до вторжения человека в ее владения, была в то же время и вдохновляющей. Прошло немного времени, и один из матросов начал напевать гимн лесному богу; вся команда невольно подхватила эту песнь. Они больше уже не ожидали обнаружить людей в этом лесном мире. Их сердца исполнились благочестивых помыслов, они думали о лесном боге и его нимфах. Они говорили себе, что Пан, изгнанный из лесов Эллады, бежал на крайний север. С благочестивой песней вступали они в его царство.

При каждой паузе в песне они слышали тихую музыку в лесу. Хвоя на верхушках деревьев, трепетавшая в полуденной жаре, играла и пела. Моряки все чаще прерывали свое пение, чтобы послушать, не раздастся ли звук флейты Пана.

Гребцы продвигали корабль все медленнее. Моряки всматривались в золотисто-зеленую и фиолетово-черную воду под сенью елей. Они вглядывались в высокий тростник, листья которого дрожали и шелестели от быстрого течения. Ожидание так захватило их, что они вздрагивали при виде кружащейся стрекозы или при виде белых кувшинок, сверкающих в чарующем полумраке среди тростинок.

И вновь звучала песня: «Пан, ты — лесной властелин!»

Они отбросили все мысли о торговле. Они чувствовали, что стоят у порога жилища богов. Все мирские заботы оставили их.

И вдруг у устья одной из этих звериных троп…

Там стоял лось, королевский зверь с широким лбом и остроконечным лесом рогов.

На триреме воцарилось глубокое молчание. Опущенные в воду весла сдерживали ход. Сильвий Антоний поднялся со своего пурпурного ложа.

Все взоры были устремлены к лосю. Казалось, что-то виднелось у него на спине, но лесной полумрак и свисающие ветви не давали различить, что это было.

Огромный лось долго стоял, подняв морду и принюхиваясь к триреме. Наконец он, казалось, решил, что она не была враждебным предметом. Он сделал шаг в воду. Затем еще один. За его величественными рогами все яснее выступало что-то светлое и розовое. Может быть, лось нес на своей спине целую охапку диких роз?

Моряки сделали несколько осторожных движений веслами. Трирема направилась навстречу зверю. Она передвигалась как бы сама по себе все ближе к тростниковым зарослям.

Лось медленно заходил в воду, осторожно ступая, чтобы не увязнуть в корнях на дне реки. Теперь за его рогами было отчетливо видно лицо девушки, обрамленное светлыми волосами. Лось нес на своей спине одну из тех нимф, которые, как они полагали, непременно должны были существовать в этом первозданном мире.

Людей на триреме охватил священный восторг. Один из них, родом с Сицилии, вспомнил песню, которую пел в юности, играя на богатых цветами равнинах возле Сиракуз.

Он начал напевать:

Нимфа по имени Аретуза, нимфа, рожденная среди цветов,
Ты, что блуждаешь под покровом лесов, белая, как лунный свет!

И когда закаленные в штормах мужчины уловили эти слова, они попытались приглушить подобный урагану гул своих голосов, чтобы спеть:

Нимфа по имени Аретуза, нимфа, рожденная среди цветов.

Отталкиваясь шестами, они все больше и больше приближались к тростниковым зарослям. Они будто не хотели замечать, что судно уже несколько раз коснулось дна.

А юная лесная дева играла с ними, прячась за рогами лося. Она то выглядывала, то скрывалась вновь. Она не удерживала лося, а вела его все дальше в воду.

Когда длинноногий зверь продвинулся вперед на несколько саженей, она ласково хлопнула его по спине, чтобы остановить. Она наклонилась и сорвала несколько кувшинок. Мужчины на корабле пристыженно смотрели друг на друга. Нимфа появилась здесь всего лишь для того, чтобы набрать белых кувшинок, качавшихся на речной воде. Она пришла не ради римских моряков.

Тогда Сильвий Антоний снял с пальца кольцо, издал возглас, заставивший нимфу поднять взор, и бросил кольцо ей.

Она протянула руку и поймала его. Ее глаза засияли. Сильвий Антоний бросил еще одно кольцо.

Она тут же кинула кувшинки назад в реку и направила лося дальше в воду. Иногда она его останавливала. Но тогда новое кольцо, брошенное Сильвием Антонием, манило ее вперед.