Новеллы

— Вы чувствуете, что нота, находящаяся в правом конце клавиатуры рояля, выше той, что находится в левом конце, — хотя и та и другая расположены в одной плоскости, — подхватила другая дама.

— Вы чувствуете, что оперение попугая ара кричаще, хотя на деле оно столь же безгласно, как оперенье воробья, — сказала третья дама.

— Отвечать на подобные каламбуры — значит ронять свое достоинство, — вступил в разговор господин с самоуверенной физиономией, — все они на уровне простейшего карточного фокуса. Я хирург и на основании личных наблюдений знаю, что диаметр сосудов, по которым кровь поступает в мозг женщины, значительно превышает норму, установленную для мозга мужчины. Неизбежный таким образом избыток крови с одной стороны усиливает работу воображении, с другой — запутывает его и способствует возникновению бредового состояния, при котором острота перца воспринимается ими как жар, визг сопрано — как высота, а яркость оперения — как шум.

— Ваш литературный слог, доктор, просто блестящ, — сказал первый господин, — но возражаете вы не по существу. Мысль моя такова: независимо от того, излучает ли солнце жар, подобный жару перца или пламени, и холодна ли луна, как лед или как поклон споба бедному родственнику, оба эти светила, по всей вероятности, обитаемы так же, как и земля.

— Самые холодные районы земли необитаемы, — возразил мистер Крокер.

— Зато самые жаркие вполне обитаемы, — сказал первый господин, — да и холодные, возможно, были бы заселены, не будь на земле достаточно мест с более приятным климатом. А потом, живут же королевские пингвины в Антарктике. Почему бы на солнце и не быть королевским саламандрам? Наши прабабки, которые верили, что грешникам суждено жариться в аду на сковородках, знали, что душа — так они именовали это нечто, покидающее тело в момент смерти и наличием которого обуславливается разница между жизнью и смертью, — может жить в огне вечно. И, по-моему, их взгляды на сей счет были куда более научными, чем взгляды моего друга Крокера.

— Человек, который верит в существование ада, способен поверить во что угодно, — сказал мистер Крокер, — даже в то, что привычки передаются но наследству.

— А мне казалось, что вы верите в эволюцию, Крокер, — сказал господин, исполнявший обязанности главного естествоиспытателя экспедиции.

— Я действительно верю в эволюцию, — запальчиво сказал мистер Крокер. — Или вы принимаете меня за фундаменталиста? [51]

— Если вы верите в эволюцию, — сказал естествоиспытатель, — вы должны знать, что все наши привычки являются одновременно и благоприобретенными и врожденными. Но во всех вас все еще прочно сидят идеалистические представления. Страшно смотреть, как вы набираетесь новых идей, не потрудившись выкинуть из головы старые. Это же делает вас социально опасными! Все вы — фундаменталисты с научным гарниром. Поэтому вы самая глупая разновидность консерваторов и реакционеров в политике и самая нетерпимая разновидность обскурантов в науке. Когда заходит речь о прогрессе, все вы единодушно требуете: «Прекратить! Засечь! Повесить! Стереть с лица земли! Подавить!»

— Единодушно! — воскликнула первая дама. — Да разве они хоть раз пришли к согласию по какому-нибудь вопросу?

— В данный момент все они согласно смотрят в одном направлении, — сказала ехидная дама.

— В каком? — спросила первая дама.

— Вон в том, — ответила ехидная дама, указывая на чернокожую девушку.

— Ты еще здесь? — воскликнула первая дама. — Тебе же было сказано уходить. Убирайся!

Чернокожая девушка ничего не сказала. Она серьезно посмотрела на даму, поигрывая своей дубинкой. Затем перевела взгляд на даму-математика и спросила:

— А где он растет?

— Что где растет? — спросила дама-математик.

— Корень, о котором вы говорили. Квадратный корень Минина секса.

— Он растет в уме, — сказала дама, — это число. Ты умеешь считать от одного?

— Один, два, три, четыре, пять — так, что ли? — спросила чернокожая девушка, загибая пальцы.

— Вот именно! — сказала дама. — А теперь считай назад от одного.

— Один, одним меньше, двумя меньше, тремя меньше, четырьмя…

Дамы захлопали в ладоши.

— Прелестно! — воскликнула одна.

— Ньютон! — сказала другая.

— Лейбниц! — подхватила третья.

— Эйнштейн! — вскричала четвертая.

И затем хором:

— Замечательно! Замечательно!

— Я всегда говорю, — сказала дама, главный этнолог экспедиции, — что следующую великую цивилизацию дадут миру черные. Белый человек уже выдохся. Он сам сознает это и быстрыми шагами идет к самоуничтожению.