Новеллы

Он прошел мимо школы. Во дворе было пусто, но в окно виднелись наваленные в беспорядке вещи, и с верхнего этажа доносились детские голоса. Один голос показался удивительно знакомым. Дед остановился, прислушался… Нет, конечно, ошибся… Мелькнула мысль — подняться наверх и посмотреть. Но он только головой покачал: сколько раз за вчерашний и сегодняшний день он уже поднимался и спрашивал… Было просто безумием предполагать, что такой несмышленый ребенок может за тысячу километров попасть именно сюда, где они оба с бабушкой в страшной тревоге провели бессонную ночь и весь день не ели, не пили.

Он не оглянулся — зачем ему оглядываться? — и не видел, как вслед за ним из избы вышла бабушка Вилнита и поднялась на бугор, деливший широкую проезжую дорогу на две части: справа подводы спускались вниз, слева поднимались в гору. Он тряхнул головой и все же не смог отогнать мрачные мысли, от которых перехватывало горло и ноги наливались свинцом.

Навстречу деду быстрым шагом шел юноша в белой рубахе, в сандалиях и с непокрытой головой. Это был секретарь местного исполкома. Заметив старика, он еще издали помахал зажатой в руке пачкой бумаг.

— Пока ничего нет! — крикнул он, вероятно, для того, чтобы избежать долгих и бесполезных расспросов. — На эвакопункте пока ничего не известно, а со станцией нам еще не удалось связаться, все утро телефон был занят. Только если бы у них что-нибудь было, они сразу же сообщили бы на пункт. К вечеру еще раз попытаемся связаться и завтра непременно что-нибудь узнаем. Вы не расстраивайтесь — никуда ваш мальчик не денется… В Советском Союзе никто не пропадает…

«Завтра… завтра узнаем…» Дед перешел через дорогу. Вчера обещали сегодня узнать, теперь говорят завтра… А время идет… Он и сам попытался себя успокоить подобным образом. Но все это только слова, одни слова. И снова, будто вихрь, кружащий острые песчинки, нахлынули все его мрачные мысли, все упреки, которыми он терзал и себя и бабушку. За эти два дня они даже несколько раз поссорились после стольких лет мирной жизни. Нет, виноват только он один. Виноват он один, и нет ему оправдания. Как он мог затеять этот ненужный спор в вагоне и забыть про мальчика? Почему после того, как стало ясно, что Вилнита в поезде нет, он не сошел на первой же остановке и не вернулся обратно на станцию? Почему в Куйбышеве только послал телеграммы, а не остался на эвакопункте? Нет, поехал в эту глушь, где даже телефонного разговора с городом трудно добиться…

Обгоняя друг друга, сотня упреков проносилась у него в мозгу. Все, что он до сих пор предпринял, казалось ему просто бессмыслицей. Послезавтра они едут обратно в Куйбышев, но разве этим теперь поможешь? Где, в каких отдаленных краях мог за это время оказаться Вилнит — песчинка в необъятном потоке эвакуированных, — кто его там найдет?

Тут он заметил, что стоит один посреди дороги. Он стиснул зубы и передернул плечами — все равно ему не сбросить тяжелый груз мыслей. Перед ним была черная, утоптанная, потрескавшаяся от зноя тропинка. Темные дубы за больницей погрузились в дремоту. За кустом виднелось ослепительно-красное пятно и рядом, в траве, другое, синее. Подойти посмотреть, что это за цветы? В тени сидел маленький котенок и умывался. Цветы, котенок — на что они теперь ему?..

В бане нашлось свободное место. Дед налил из огромной бадьи в жестяной таз горячей воды, подбавил из бочки мутноватой холодной и начал мыть голову. В глаза попала мыльная пена, и резкая боль на мгновение отогнала гнетущие мысли. Вытирая голову, он снова забылся, надел рубаху и вышел. Соседи с недоумением посмотрели ему вслед. Старик ступил ногой в заваленную ветками канавку, по которой стекала из бани грязная вода, бросил растерянный взгляд на свои мокрые босые ноги, вспомнил, что забыл в предбаннике полотенце с мылом, и повернул назад. Но в дверях бани никак не мог вспомнить, зачем вернулся, и ушел.

Проснувшись, Вилнит сразу почувствовал, что хорошо выспался. В желудке, правда, немного урчало, но о еде он сейчас не думал. Все события сегодняшнего дня были у него точно на ладони, да и будущее представлялось довольно отчетливо. Он приехал в Сосново, откуда дальше не везут; значит, дедушка и бабушка тоже не могли никуда уехать. Значит, надо немедленно приступить к поискам. Хорошо, что котенок ушел: не таскать же его всюду с собой! Давеча он неправильно искал: разве бабушка и дед останутся в такой толчее? У них где-нибудь в другом месте есть квартира.

Это «другое место» казалось ему таким же определенным и известным, как ворота дома, где они жили в Риге и куда он даже с Мариинской улицы мог найти дорогу с закрытыми глазами. Вилнит прибавил шаг. Однако перейти дорогу побоялся. Может быть, там все еще торчит этот противный мальчишка. А здесь такая гладкая черная тропинка.