Новеллы

Разговаривая, он то и дело пересыпал свою речь острыми словечками, которые слышал Бог знает когда и от кого; но повторял он их кстати и некстати и вовсе не из пристрастия к острословию. Ослица его и впрямь была норовиста, настолько норовиста, что дон Маркине и в самом деле не решался без боязни одалживать ее. Видит Бог, сколько раз она даже ему не позволяла посадить кого бы то ни было в одноколку! И чтобы она не кусалась и не лягалась, когда ее запрягали или седлали, приходилось прибегать к бесконечным уловкам, называть ее самыми ласковыми именами и отечески втолковывать ей, что необходимо проявлять терпение и покорность, коль скоро Господу Богу было угодно сотворить ее ослицей.

— И немудрено! — толковали в Стравиньяно.

Ведь эта ослица, за которой почти все время присматривал сам дон Маркине; куры и три борова, за которыми ходила его сестра Марианна; две коровы, которых, пасла босоногая служанка Роза, — все они, постоянно видя перед собой хозяев, как две капли воды походивших на гусей, непременно должны были считать их родственными себе существами. Вот почему животные и вели себя так, как ни за что не посмели бы вести себя у других хозяев. И все жители потешались, видя, как эти дурно воспитанные животные не проявляют никакого уважения ни к приходскому священнику, ни к его сестре, как три огромные молочно–белые свиньи, возможно, и без злого умысла, обижают Марианну. А с каким отчаянием она по утрам разыскивала яйца, которые куры, будто нарочно, прятали от нее, несясь всякий день в другом месте. Кстати, у каждой из этих кур лапки были повязаны тряпочками, чтобы их, упаси Господи, не подменили.

— Отчего бы вам, донна Марианна, не привязать и поросятам голубые бантики к хвостам?

Судите сами, пристойно ли обращаться с подобными речами к несчастной сестре бедного приходского священника, который никому ничего дурного не делал? Эх!.. И дон Маркине негодующе поднимал плечи и выставлял перед собой растопыренные руки; при этом углы его рта опускались, и он повторял:

— Не могу я понять, что это за люди!..

Больше, чем когда–либо прежде, у него было причин повторять это свое излюбленное восклицание в тот день, когда он отправился в Ночеру на ближний рынок.

Дон Маркино не собирался ничего ни продавать, ни покупать; он поехал на рынок только для того, чтобы поглядеть да послушать; в том году у него кончался контракт с работавшими на церковной земле крестьянами, и он уже объявил, что на будущий год наймет других; а теперь как раз и срок уже подошел. Там, на ярмарке, куда съезжались жители со всей округи, ему нетрудно будет разузнать, кто что покупает, а кто продает и что говорят о тех и о других.

Так вот, именно те, кого никогда не увидишь в церкви даже по большим праздникам, осуждали дона Маркино за то, что он оставил свой приход и околачивается на ярмарке до самого вечера. Но это бы еще куда ни шло! Когда же он уселся в одноколку, чтобы возвратиться в Стравиньяно, внезапно поднялся сильный ветер, а в довершение всего ему повстречалась эта Нунциата со своим сыном, мальчиком лет восьми, на руках и тощей козой в поводу: именем Господа Бога она заклинала священника помочь ей.

Еще девчонкой, много лет назад, Нунциата была служанкой в доме дона Маркино; у него на глазах она превратилась в самую красивую девушку в Стравиньяно, и он уже собирался выдать ее замуж за сына своего работника, который был в нее влюблен. Однако неожиданно, так и не объяснив, в чем дело, Нунциата отказала этому малому и вышла замуж за другого — крестьянина из соседней деревни в приходе Сорифа. С тех пор прошло уже девять лет; дон Маркино сменил за это время четырех работников и собирался сменить пятого; он и думать забыл о Нунциате, которая жила теперь в другом приходе. Поначалу в Стравиньяно говорили, что она живет в Сорифе хорошо, что муж ее — усердный труженик; затем пошли слухи, будто ей приходится туго, потому что муж у нее тяжело заболел почками: его придавило деревом, которое он пилил. Должно быть, болезнь зрела внутри, а потом вышла наружу, и у бедняги так распухли ноги, что доктор запретил ему работать и посоветовал не вставать с постели; больной нуждался в хорошем уходе, а кормить его можно было только молочными продуктами. Великолепные советы для тех, кто живет трудом своих рук!

В этой женщине, походившей на нищенку, босой, в жалком, хотя, видимо, праздничном платье, дон Маркино с трудом узнал Нунциату. Между тем его ослица, обеспокоенная свирепым ветром и суматохой, поднявшейся оттого, что крестьяне гнали скот, торопясь вернуться домой до ливня, заупрямилась еще больше обычного и ни за что не хотела стоять на месте. А Нунциата именно в это время вздумала слезно молить дона Маркино подвезти до Стравиньяно ее сынишку, который не мог уже держаться на ногах: бедняжка был болен еще серьезнее, чем его отец; на обратном пути в Сорифу она зайдет за мальчиком, прибавила Нунциата. Священник, прилагавший героические усилия для того, чтобы сдержать ослицу, пришел в ярость и, вытаращив глаза, завопил:

— Да в своем ли ты уме, дочь моя?!