Налетел на подводу. Вдребезги. Сломанное колесо, кусок оглобли, раненая лошадь. Через него летящий извозчик. Свистки, крики.
Полный газ. Дальше.
«Сволочи!»
Машина пошла к тротуару.
Шли трое: рабочий, женщина, ребенок. Не мог задержать машины. Налетел. Убиты. Треск. Грохот. Кровь.
Грозные свистки сзади, топот. Мчатся наперерез.
«Я вам покажу».
Впереди поперек легкая повозка с хлебом. Ударил в заднее колесо. Повозка – на бок, как игрушка, вверх колесами.
Влетел в переулок, на тротуар, на тумбу.
Треск лопнувшей камеры.
Остановили. Вытащили из-за руля. Арестовали.
Суд. Явный классовый враг. Расстрел.
Увидел ее впервые на работе. Она работает на хлебозаводе. Пришел туда по делу и как только вошел: в нужное отделение – увидел ее наверху, на балкончике, окружавшем большой бак. Цех был большой, хорошо освещенный, с потолка ложилась тень, балкон был каким-то образом освещен снизу, и на нем появился призрак, что-то невиданное, необыкновенное, в белом, сказочное. Женщина. От нее тоже легла тень, она нагнулась – наверху, под потолком, исчезла, балкон проходил в другой зал, – затем опять появилась и сошла вниз по лесенке – стройная, ослепительная в красоте, в чистоте, в прелестном запахе свежего хлеба, в тепле, которым так дышал весь цех. На ней была белоснежная спецодежда – здесь было такое правило: рабочие обязательно перед работой принимали душ и целиком переодевались в свежую спецодежду. Она сошла вниз. Она обдала его запахом тепла, молодости и женственности. Она казалась недоступной. Ослепительная белизна одежды, гордая и нежная улыбка, белые руки – такие чистые, с крупными белыми пальцами. Он влюбился в нее… Через полгода женился на пей, уже два года живет с ней и все еще не может забыть первого впечатления – красоты, легкости и сказочности – всего того, что поразило его в первый вечер, когда он увидел ее в цехе.
Он охотно приходит в цех. Она работает там же, у того же котла, на этом же балконе под освещенным потолком. Такая же тень падает от нее. Она так же прекрасна в своем белом или розовом легком одеянии. Она так же прекрасна, полуголая, чистая, в теплом запахе хлеба, в сосредоточенной радости труда. Она знает, что здесь, в цехе, на работе, она красивее, чем в другой обстановке, и она – немного артистка, как все женщины, до некоторой степени чувствует себя, как в театре.
Высокие сапоги, русская рубашка, пиджак. Это – один костюм. Пушистая серая пара, делающая его сразу похожим на иностранца, – другой костюм. Затем есть френч и военная фуражка. Каждый костюм имеет свое назначение.
Он – гость. Это – его ремесло. Это – его главное дело. Гостит он месяцев шесть в году, а то и больше. Его приглашают на сев, на уборку, на открытие заводов, на торжества по поводу выполнения планов, на юбилеи театров, землячеств, на всякие годовщины.
Его нельзя не пригласить. Нельзя. Он был на юбилее Кулагина, и на открытии железной дороги, и в Тифлисе на торжестве по поводу электростанции он был томадой. Затем – он приятный человек. Затем – он не просто хвалит, как всякий гость. Он мягко указывает и на недостатки, так что в его устах похвала особенно ценна. Кроме того, он может сказать словечко Семену Ивановичу и товарищу Киндякову. Это существенно.
И вечный гость ждет новых и новых приглашений…
У него всегда готов чемоданчик, в котором собраны необходимые вещи: бритвенные принадлежности, салол и сода – от изжоги, цитаты, выписанные на все случаи, путеводитель и прочее. Собирать все это каждый раз – хлопотно. Пусть будет наготове.
Он едет за несколько дней до торжества, остается на несколько дней после.
Он улыбчив, доброжелателен, приятен…
Он смотрит на корпуса, на котлованы, на поезда, на электростанции, снисходительно покачивает головой и говорит:
– М-да…
И не всегда замечает взгляды, особенно молодые, в которых недвусмысленно написано, что такие профессиональные перманентные гости – это лишние люди…
Сидит в учреждении. Работает. Работает средне-заурядно, средне-добросовестно. Пишет бумажки, пришпиливает, нажимает звонок, приходит курьерша, уносит, приносит новые бумажки. Звонит по телефону, отвечает. Иногда разнообразит унылые звонки средней шуточкой, много раз слышанной и от него и от других. Выражение лица средне-бледновато-скучновато-равнодушновато-приличное. Никому не делает ни добра, ни зла. Считается хорошим товарищем. Любит музыку и вечно поет. Поет про себя, в нос или с закрытым ртом. Выпиликивает сложные скрипичные рулады. Пользуется для этого собственным языком (для трелей). Посетителям и товарищам скучно от его пенья до тоски. Стараются сидеть поменьше и уходят. Когда свободен, общается с товарищами. Тоже молчит и выпиликивает ртом, носом и языком куски из скрипичных концертов. Для чего все это? Чтобы прибедниться, казаться проще. Он знает, слышал, что к простачкам относятся лучше. Иногда кладет кому-нибудь на плечо руку и говорит тускленьким, скрипучим голоском:
– Вот что, Валя. Поедем! с тобой в Пермь.
– Почему в Пермь?