Новеллы о Шекспире

- Письмо? Ну, письмо, конечно, кое-что значит. Против него не возразишь, в особенности если содержание его неизвестно, а болтают всякое, но все это больше для соседей, чем для своих.

- Правильно, Волк тоже так говорил, - подтвердил Гроу.

- Волк? - удивился Бербедж. - Какой Волк?.. Ах, Волк! Ну, правильно, очень похож! Вы обратили внимание на складки у рта? Но дальше, у этого шута, Виллиама Шекспира, имеются, однако, денежки, и он может поступить с ними, как ему заблагорассудится. Вот тут-то и начинается опять гадание и смятение. Тут на него все бабы прут животами: "Деньги - наши! Твое грешные руки их наживали, наши праведные их пристроят". Но ведь их четверо - жена, сестра, дочери, - и все они тянут в разные стороны. Осаждают нотариуса, подарки ему носят - кто медку, кто бутылку португальского, кто сорочку с кружевами, чуть не к плечику прикладываются. Но мистера Грина этим не проймешь, у него не сердце, а хартия. Он и подарки берет и обещания дает, а свое знает. Особенно им хочется выведать про завещание, но здесь рот у него на замке. "Это исповедальная тайна умирающего, мои дражайшие. Бог и король с мечами стоят на ее страже, а я всего-навсего простой секретаришко". Вот и все. Но, кроме Бога и короля, эту тайну могут знать еще друзья больного, и, значит, вопрос о друзьях тоже имеет две стороны - праведную и неправедную. По праведной надо бы гнать всю эту сволочь в шею, а с неправедной - надо, да боязно. Ведь пусть они будут для всех сто раз шуты, но с ними он провел всю жизнь. Они у него днюют и ночуют, а вот праведные родственнички приходят, только когда их позовут, а то все стоят у дверей и подслушивают. Значит понимают они - и с шутами надо быть поласковее. Ведь тут золото, золото! А с золотом, молодой человек, шутки плохи. Одна капля его может все черное сделать белым, а черта превратить в ангела. У него, - Бербедж кивнул на потолок, - есть об этом еще один монолог, очень выигрышный, - зал всегда аплодирует. Вот я и прочел ему однажды эти стихи. Были еще Грин-нотариус, племянник, два товарища. Все смеялись. А Грин сказал: "Раз золото от дьявола, то пойду повешусь над своими закладными".

- А доктор? - спросил Гроу.

- Доктора не было. При нем бы я не стал. Он бы понял и обиделся... Ах, вы вообще о нем? Что он за человек то есть? Ну, на это одним словом не ответишь. - И Ричард на минутку как бы вправду задумался. - Странный во всяком случае человек. То он такой, то совсем другой. Только одно можно сказать: к мистеру Виллиаму он относится хорошо. Во-первых, он тоже что-то пишет, ну, всякие там свои медицинские трактаты и схолии, поэтому знает, что такое труд сочинителя. Во-вторых, он человек безусловно честный и ни на какую явную подлость не пойдет. Но на явную! Подчеркиваю! И потом опять-таки... Деньги же! Дома же! Земли! Имущество! А жена его, наверное, день и ночь гудит: "Узнан! Повлияй! Объясни! Отговори!" Свою сестру она терпеть не может! Недавно все-таки выдворила ее из дома. Окрутила, - старуха уж молчит, только ходит и слезы утирает! И то тихонько-тихонько. Тут громко не поплачешь - такая тут любовь к родителям! Она давно поняла, что ее кровного здесь уж ровно ничего не осталось. А чуть что заикнется, так старшая дочь ей ласково: "Мамочка, ну зачем вы себя утруждаете всякими мыслями? Вам же это вредно. Вы на семь лет старше отца! Вы нас выкормили, поставили на ноги, ну и отдыхайте". Вот и все! Мать и замолчит! У-у, змея! Ее и муж боится. Он у нее под каблуком. Как она скажет, так и будет. А что вы так на меня посмотрели? Не верите? Ну, поживете - увидите. Я вам потом объясню, чтоб вы были готовы. А то еще увидите и убежите.

- Да нет, мне и миссис Джен говорила то же, сказал Гроу.

- Джен? Неужели Джен Давенант? - И лицо у Бербеджа вдруг сразу и почти чудесно изменилось сделалось каким-то очень мягким и простым. - Да, миссис Джен Давенант - чудесная женщина, чувствует, что здесь происходит. И Волк тоже чувствует, они верные друзья Виллиама, только помочь ничем не могут. Да, впрочем, кто тут может помочь? Так что же доктор вам рассказал, когда вез сюда? Неужели о штучке племянника смолчал?

- Начал, да ему помешали, - ответил Гроу. Ему очень нравился этот актер: он был весь доброжелательный, положительный, собранный в кулак. На все смотрел трезво и прямо. - Если, конечно, что-нибудь важное, - прибавил он, - то простите.

Бербедж нахмурился.

- Ну, важности, положим, никакой нет... ответил он небрежно. - Впрочем, это для меня нет, а они, конечно, раздуют костер как хотят. Так вот что вышло... - Он выглянул за дверь. - Приехал я к нему в день его рождения по делу, привез с собой бумаги...