Новенький

Отчим во время моих скандалов с матерью помалкивает. Прекрасно понимает, что если я захочу, то вышвырну его из квартиры. И я, конечно, могу так поступить, но не делаю этого из жалости к его дочке. Ну и еще потому что знаю: через месяц мать притащит в квартиру нового сожителя. Я могу выгонять их всех до бесконечности, но это не решит глобальной проблемы: я ненавижу свой дом и я ненавижу свою мать.

Взбегая по ступенькам на третий этаж вонючей пятиэтажки, я вдруг слышу громкий крик Леськи. Входная дверь в квартиру приоткрыта. Это обычное явление, когда к матери и отчиму приходят собутыльники.

— Отпусти меня!!! — воет Леська.

Я сбрасываю портфель с плеч и, не снимая верхней одежды, несусь в комнату сводной сестры. Распахиваю дверь и вижу, как на девчонку навалился какой-то мужик. Он пытается снять с нее джинсы.

Уже через секунду я стаскиваю его с Олеси и принимаюсь обрушивать удары. Прижимаю пьяного мужика к стене и бью кулаками по лицу и под дых. Где-то на заднем плане я слышу девчачий плач, но ярость застилает глаза, и я не могу остановиться.

— Дима, ты его убьешь! — Леся виснет на моей руке, не давая совершить новый удар.

Окровавленное тело валится на пол. Я узнаю в нем постоянного собутыльника отчима, и новая вспышка гнева накрывает меня. Сбрасываю со своей руки Леську и мчусь в комнату матери и отчима. Они оба спят пьяные, причем, отчим с тлеющей сигаретой в руке.

— Тварь! — хватаю его за засаленную майку и рывком поднимаю на ноги. Дешевая ткань трещит, но все же позволяет мне поставить мужчину в вертикальное положение.

— А? — издает пьяный звук и приоткрывает один глаза.

Отшвыриваю отчима к стене так, что он сильно прикладывается башкой.

— Эээ, — предпринимает попытку возмутиться, но я уже бью его коленом в живот.

— Сука, пока ты валяешься пьяный, твою дочь чуть не изнасиловали! — выплевываю, а затем замахиваюсь и со всей силы заезжаю ему кулаком в челюсть.

Я никогда прежде не бил его. Но сейчас я слишком на взводе. Адреналин и злость бурлят в крови, требуя выхода.

— Мразь! — снова бью его.

— Дима, не надо!!!! — верещит Олеся. — Пожалуйста, Дима!!!

Девчонка снова виснет на моей руке. Это мешает совершить новый удар, и я отступаю на шаг назад, тяжело дыша. Отчим сползает на пол по стенке, издавая мычащие звуки. Олеська вцепилась в меня намертво и рыдает в плечо, приговаривая:

— Пожалуйста, Дима, не надо.

Я перевожу взгляд на кровать. Мать продолжает спать пьяная, даже не шелохнувшись. Ненависть, презрение и отвращение к этой женщине, к этой квартире, к этой жизни и даже к самому себе переполняют меня с головой.

Леся аккуратно тянет меня на выход из комнаты, и я повинуюсь.

— П-пожалуйста, Д-дима, н-не надо больше, — просит, заикаясь от слез.

Не отвечая, переступаю порог Олесиной спальни. Плач девушки становится громче. Видимо, от страха, что я снова начну избивать собутыльника отчима и матери. Я опускаюсь на корточки у тела и прикладываю к шее два пальца. Пульс есть.

Беру мужика под руки и тащу на выход из квартиры. В подъезде я спускаю его по ступенькам на первый этаж и бросаю у входа. Повезло не встретить никого из соседей. Впрочем, в нашем подъезде и так все знают, в какой квартире ежедневно проходят пьяные вакханалии.

— Алло, полиция? — спрашиваю, когда на том конце провода берут трубку.

— Да, здравствуйте.

— В моем подъезде валяется пьяный избитый мужик. Заберите его.

— Диктуйте адрес.

Называю улицу и номер дома, сбрасываю вызов и возвращаюсь в квартиру, закрыв дверь на все замки. Леся продолжает скулить в своей комнате, привалившись головой к шкафу.

Подхожу к ней и молча притягиваю к себе. Куртка на груди тут же становится мокрой от ее слез. Успокаивающе поглаживая девчонку по волосам, хрипло спрашиваю:

— Такое уже бывало раньше?

— Такое, — она делает акцент на этом слове. — Нет, первый раз. Но он все время пытался меня потрогать или попасть в мою комнату под разными предлогами. И не только он. Другие тоже.

Леся продолжает всхлипывать, а я беспомощно опускаю веки.

— Почему ты не говорила мне раньше?

— Потому что тебе нет до меня никакого дела! — обвинительно бросает.

Это правда. Мне нет совершенно никакого дела до дочки отчима. Но сейчас я ощущаю острый укол чувства вины за это.

— О чем еще я не знаю?

Девчонка молчит, продолжая плакать мне в грудь.

— Леся? — тороплю ее. — О чем еще я не знаю?

— Меня обижают в школе, — из ее груди вырывается новая порция рыданий.

— Как обижают?

— Обзывают и бьют. Ты мне все время говоришь, чтобы я от тебя отстала и шла к подругам, а у меня нет подруг! Они обзывают меня нищенкой и голодранкой, смеются надо мной и засовывают жвачки мне в волосы!

— Кто это делает? — напряженно уточняю. — Назови имена.

— Все! Весь мой класс!

Олеся отрывается от меня и отворачивается, растирая по лицу слезы. Я смотрю на ее щупленькое тельце и почему-то чувствую себя очень виноватым. Занимаюсь только собой и своими делами, а что там происходит у Олеси даже не интересуюсь.

Наверное, я и не должен интересоваться. Она ведь мне никто. Но сейчас я понимаю, насколько девочка беззащитна: мать ее давно бросила, а отец беспробудно пьет.