Новичкам - везёт...

За ночь огромная туша окончательно остыла, итак тварь хладнокровная, а к рассвету стала совсем ледяная. Спина заныла от холода, Атеист сполз на бок, не просыпаясь, подтянул к животу колени, отпихнув в сторону автомат. Проснулся от жуткого голода, кишки сворачивались в клубок, гудели, как провода в ветер. Кое-как продрав глаза, Атеист приподнялся на локте, заспанное лицо отчаянно хмурилось от необычно яркого рассвета. Небо чистое, как совесть ангела, ни облачка, солнце сверкает начищенной монетой, золотые лучи проникают в каждый уголок, заставляя тень пятиться и таять. Огляделся вокруг, при свете руины посёлка выглядят ещё эпичнее — словно кучка пьяных великанов станцевала джигу-дрыгу. Дохлая змеюка вытянулась рядом, как магистральный трубопровод, костяные чешуйки поблескивают тускло. Атеист цапнул автомат и с тревогой поднялся. Седой с Молчуном куда-то исчезли, нет, бросить не могли… хотя… В этом мире всегда нужно держать ухо востро. Может пошли проверить что там за гранатометчик? Атеист медленно, словно раздумывая — идти-не идти, двинулся к нужному дому. А быстрее шагать и не выйдет — под ноги без конца бросаются кирпичи и куски бетона, ежели не следить за дорогой — недолго и грохнуться. Кирпичная коробка потихоньку приближалась, Атеист все крепче сжимал автомат. От мысли, что сейчас может быть за ним кто-то наблюдает через прицел, стало жарко, спина разом взмокла, изображать из себя мишень — дело не особо приятное. Нервное дельце…

До темневшего полумраком дверного проёма осталось шагов пять, и тут на пороге, как по волшебству возник Седой. Атеист вздрогнул, руки дернули автомат кверху, палец нервно дернулся на спусковом крючке и лишь чудом Седой не отхватил очередь в пузо. Атеист шумно выдохнул, рявкнул от испуга и ярости:

— Седой, твою мать! Я ж тебя чуть не замочил!

— И тебе с добрым утром!

— Вы чего меня бросили?

Седой усмехнулся, устроил ремень автомата на плече поудобнее.

— Да ты так сладко дрых, что Молчун постеснялся будить. Решили сами проверить, я думал успею, пока спишь. Вот за тобой шёл, а ты уже тут как тут. Ещё и автоматом в меня тычешь…

Атеист покосился за спину Седого, там как раз раздалось звяканье металла. Рейдер отступил на шаг, махнул рукой, приглашая Атеиста следовать за ним. Парень шагнул внутрь, могучая спина Седого удалялась по длинному коридору, Атеист пошёл, гулко шлепая башмаками по выложенному потертым бледно-коричневым кафелем полу. Седой свернул направо, Атеист поспешил следом, косясь на серые стены, расписанные матерными словами и похабными рисунками. За углом — ступени вниз, Атеист удивился столь странной планировкой для деревенского дома, скользнул, согнувшись в три погибели под бетонную палку, тёмно и сыро, пахнет плесенью. Помалу привыкнув к темноте, разглядел громадную железную дверь, как в банковском хранилище, из дверного проёма донеслись голоса Седого и Молчуна… и кого-то третьего. Атеист вошёл в тесную каморку, Седой с Молчуном стояли закрывая спинами лежащего прямо на полу, на ворохе измазанного запекшейся кровью тряпья. Молчун обернулся, отступил чуть в сторону и Атеист наконец разглядел своего спасителя. Видок у него правда не ахти — свалявшиеся колтуном волосы, больные воспаленные глаза, торчащая как у кабана щетина, от камуфляжной куртки и штанов жалкие лохмотья, неизвестно, как эти лоскуты держатся вместе. Правое бедро разодрано, раздулось как барабан, из гноящихся ран медленно сочится сукровица. Незнакомец натужно улыбнулся, кивнул Атеисту. Рейдер поклонился в ответ, голос прозвучал непривычно громко, но это от тесноты помещения.

— Спасибо! Ты спас мне жизнь!

— Да забудь, у меня с этим червяком свои счеты были.

Незнакомец с трудом приподнялся, уселся на лежанке, стараясь не тревожить израненную ногу. От маленького окошка под самым потолком, забранного массивной решеткой, света мало, но Атеист разглядел мелкие бисеринки пота, проступившие на лбу рассказчика, а ведь в подвале совсем не жарко. Незнакомец тяжело вздохнул, словно одолел крутой подъём.

— Меня Калькулятором кличут. Чёрт понес нас в этот посёлок… Троих червяк сразу убил, не церемонясь, мы с Кактусом успели рвануть в разные стороны. Змеюка за Кактусом собралась, и я ей в загривок бахнул из гранатомета. А она как почуяла, дернулась в сторону, только выстрел зря сжег. А эта сука потом хвостом как хряснула, я полпосёлка пролетел, думал костей не соберу, но обошлось. Подскочил я значит, и бежать, а змеюка за мной, уже сюда внутрь влетал, когда тварь за ногу цапнула. Чуть выше — остался бы без задницы. Только чую, у твари этой какая-то гадость вроде яда, не заживает ни хрена. Пятый день здесь валяюсь, и все хуже и хуже. В первый день ещё ходил, хромая, гранатомет только и нашёл целый, фляжку с живчиком да два автомата изжеванных — всё, что от пацанов осталось… Бегуны увязались, так и паслись все эти дни поблизости. А змеюка куда-то уползала, вчера только вернулась.

— Лучше б вообще не возвращалась. — Седой присел на корточки, внимательно разглядывая распухшую ногу. — Да уж, выглядит — звездец! Что ж делать-то с тобой?