Новичок

Вгляделся… Не прошло и трёх секунд, как мир перед моими глазами качнулся, я увидел приближающийся пол и тяжело встал на колени.

Это была большая чёрная панель. Знаете, похожие устанавливают на стенах домов в качестве мемориальных досок. Они особо контрастно смотрятся, когда совсем новые, блестящие, вызывающе доминируя на стене «сталинки», за всю свою долгую жизнь так и не дождавшейся капитального ремонта. Шарики улетают в небо, флаги опускаются, зрители расходятся. Остаётся бронзовая доска, говорящая, что тут жил видный деятель в области культуры или политики.

Проходит время, доска темнеет, покрывается коррозией и пылью, вживается.

Эта панель не запылилась.

Чёрная, словно антрацит, поверхность отполирована так, что бесконечно оседающая пыль не задерживалась, сразу скатываясь на пол. Внимательно осмотрев необычное изделие, я увидел — панель не врезана в стену, она буквально вплавлена в неё! Словно гранит стены нагрели до чудовищной температуры, а потом вжали доску в стену, как в пластилин.

Что же это за материал такой?

Надпись больше не читалась, буквы расплывались.

Ох-ре-неть!

Пш-шш…

— Общий! Мужики, все ко мне!

Стоять перед панелью в одиночестве мне не хотелось, вышел на улицу. Подышу полминуты. Накрапывавший дождик пока не обещал превратиться в серьёзный ливень. Хвала небесам, не нужен ливень, тут поработать бы вдумчиво!

— Ты чё такой бледный, как смерть? — спросил подбежавший первым Лёха.

Винни смотрел молча и ждал. Я показал большим пальцем за плечо.

— Чёрная панель на стене, глянь… А ты, Алексей, дуй за ворота к моему квадру и притащи фотокамеру, забыл прихватить.

— Да что там?

— Неси-неси, успеешь ещё, наглядишься.

Свежий ветерок и дождь насытили уже воздух запахами джунглей, на этот раз без ноток болота и гнилой листвы. Приятный такой.

Лёшка примчался быстро.

— Входи! — я пропустил его вперёд, и он сразу же присел возле скелета, не замечая ни немыслимой панели, ни замершего с открытым лицом вьетнамца возле неё — я впервые вижу боевого товарища в таком состоянии.

Ещё бы, скелет гораздо интересней, чем какая-то доска с буквами.

Навёл камеру, ярко вспыхнула вспышка.

— Ты не боишься? — поинтересовался Винни. — В музеях со вспышкой нельзя, яркий свет портит экспонаты. Вдруг этот рассыплется?

— Брехня! — уверенно крикнул Лёха из угла. — Точно говорю. Музейщики, гады, таким гнилым заходом бабло с посетителей отжимают, мне одна кукла в Красноярске рассказывала. Забашляй и фотай хоть тысячу раз.

Всё знает! Сделав ещё несколько снимков, я спрятал камеру и полез в поясную сумку за дневником.

— Запишу, — пояснил вьетнамцу.

— Разве снимков недостаточно?

— Что будет, если камера сломается? — ответил я вопросом на вопрос. — А вернуться по каким-либо причинам у нас не будет возможности, мало ли… Что станем показывать, как доказывать? Алексей, разбери, пожалуйста, эту кучу камней, вдруг там есть что-то интересное.

— Тогда я за верхонками пошёл, — парень встал. — А то грязь под ногти набьётся, девчонки опять ругаться будут…

Научила медичка женский состав на нашу голову!

— Предлагаю записывать сразу на двух языках, по-русски и по-английски. Заодно что-то успеем понять, — предложил Винни. — Переводим?

И мы, по-прежнему обалдевшие, начали.

Под запись в заветную книжицу.

Текст заслуживал того, чтобы его разбирали особо, не торопясь, по мере правильного восприятия коротких, вертикально рубленых строчек текста. Написано немного, если судить по количеству знаков. А вот смыслов до чёрта, угадайся хоть до одури.

Буквы — латынь, слова английские, стиль написания очень мутный, даже корявый. Непривычный, не англичанин писал. Казалось, что некоторые слова в таком контексте имеют несколько иной, непривычный смысл.

Вот что вышло в результате совместного перевода.

Запись в дневнике: