Поездка домой была длинна. Никси наслаждался ею, несмотря на то, что отец Чарли был доволен, но сердит, его мать была довольна, но печальна, а сам Чарли был доволен, опечален и озабочен. Вернувшись домой, Никси незамедлительно проверил каждую комнату, удостоверился, что там всё в порядке и нет никаких новых запахов, после чего вернулся к Чарли.
Настроения людей изменились. Мистер Вон был сердит, миссис Вон была печальна, а сам Чарли испускал столько горечи и упрямства, что Никси подбежал к нему, вспрыгнул к нему на колени и пробовал облизать его лицо. Чарли пристроил Никси рядом с собой, зарылся пальцами в шкуру на его загривке. Никси немедленно успокоился, удовлетворенный тем, что он и его мальчик могут вместе встретить лицом к лицу всё… что бы это ни было. Правда, ещё его немного беспокоило то, что те двое не были счастливы. Чарли принадлежал ему, они принадлежали Чарли, а значит, было бы лучше, если бы они тоже были счастливы.
Мистер Вон сказал:
— Отправляйтесь в постель, молодой человек. Я ещё поговорю с вами завтра.
— Да, сэр. Доброй ночи, сэр.
— Поцелуйте вашу мать и пожелайте ей доброй ночи. Да, ещё одно: мне надо запирать двери, чтобы быть уверенным, что я найду вас здесь завтра утром?
— Нет, сэр.
Никси, как обычно, устроился в ногах. Он немного покрутился на месте, вытаптывая себе лежбище, прикрыл нос хвостом и начал засыпать. Но его мальчик лежал без сна. Его печаль постепенно нарастала и в конце концов приняла мучительную форму учащенного дыхания и всхлипываний. Тогда Никси поднялся, пробрался на другой конец кровати к Чарли и стал облизывать его щёки, а потом позволил заключить себя в объятия, и новые слёзы капали на его загривок. Ему было неудобно и жарко (помимо того, что это было настрого запрещено). Но всё же стоило немного потерпеть, потому что постепенно Чарли успокоился, а затем уснул.
Никси подождал, лизнул мальчика в лицо, чтобы удостовериться, что он спит, а потом вернулся на свой конец кровати.
— Чарльз, неужели мы
— Будь оно всё проклято, Нора! Когда мы доберёмся до Венеры, у нас практически не останется денег. Если что-нибудь пойдёт не так, нам останется только побираться.
— Но ведь у нас есть немного свободной наличности?
— Слишком мало. Думаешь, я её не учёл? Да ведь плата за провоз этой жалкой собачонки будет почти такой же, как за самого Чарли! О чём тут можно говорить? Зачем ты пилишь меня? Думаешь, мне это решение нравится?
— Нет, дорогой, — миссис Вон задумалась. — Сколько весит Никси? Я… ладно, я думаю, что смогу сбросить еще фунтов десять, если как следует постараюсь.
— Что? Ты хочешь прибыть на Венеру ходячим скелетом? Ты сбросила всё, что рекомендовал доктор, и я тоже.
— Ладно… В общем, я подумала, что, если бы мы все как-нибудь смогли бы ужаться на вес Никси — в конце концов, он же не какой-нибудь сенбернар! — то получилось бы, что его вес уже оплачен нашими билетами.
Мистер Вон с сожалением покачал головой.
— Они так не делают.
— Ты сам мне говорил, что вес — это всё. Ты даже избавился от своих шахмат.
— Мы можем позволить себе тридцать фунтов шашек, чашек или бумажек, но мы не можем позволить себе тридцать фунтов собаки.
— Не понимаю, почему.
— Позволь мне объяснять. Разумеется, всё дело в весе; на космическом корабле всё решает вес. Но это не только мои сто шестьдесят фунтов, твои сто двадцать или сто десять Чарли. Мы не мёртвый груз, мы должны есть, пить, дышать воздухом и занимать каюту на время путешествия — последнее требует дополнительного веса, потому что для живого человека требуется больший вес корабля, чем для равного веса багажа. Для человека есть сложная формула — вес корпуса, равный удвоенному весу пассажира, плюс четыре фунта на каждый день, проведённый в космосе. Полёт на Венеру занимает сто сорок шесть дней — значит, расчётный груз для каждого из нас составляет шестьсот шестнадцать фунтов, их надо добавить к нашему фактическому весу. Но для собаки норма ещё выше — пять фунтов в день вместо четырёх.
— Это кажется несправедливым. Ведь маленькая собака не может съесть столько же, сколько человек? Да ведь корм для Никси почти ничего не стоит.
Её муж фыркнул.
— Никси съедает свою порцию и половину того, что лежит у Чарли на тарелке. Однако, дело не только в том, что собака на самом деле ест много для своего веса. Кроме того, собачьи отходы не идут на переработку, их не используют даже для гидропоники.
— Почему? О, я поняла, что ты имеешь в виду. Но это выглядит совсем глупо.
— Пассажирам это бы не понравилось. Как бы то ни было, правило гласит: пять фунтов в день на собаку. Ты знаешь, насколько это поднимает цену билета для Никси? Больше трёх тысяч долларов!
— Боже мой!