Новик

Удивительно, но до Москвы мы ехали без приключений. Тулу проехали стороной, обогнули Каширу, миновали Подол, в котором я не без труда узнал будущий Подольск. Места становились всё многолюднее, всё чаще встречались попутчики и иные прохожие. Вскоре на горизонте засияли маковки городских церквей, и я понял, вот она — Москва.

Само собой, это была не та Москва, что помнил я. Никаких пробок на МКАДе, удушливого смога в воздухе, никаких смуглых лиц в метро. Никаких тебе хипстерских кофеен, арт-пространств, бизнес-центров, подземных парковок и тому подобного. По сути, нынешняя Москва тоже была всего лишь огромной деревней.

Деревянные избы, огороды, колодцы, скот, и вместе с тем — боярские подворья, княжеские терема, каменные церкви, высокие стены и настоящий небоскрёб по нынешним временам — Иван Великий, громадная колокольня.

Впрочем, в сам город въезжать мы не стали, и по совету дядьки остановились в посаде, в одном из постоялых дворов. Время близилось к вечеру, а на торг, чтобы распродать нашу добычу, следует приезжать с утра.

Цены в постоялом дворе меня неприятно удивили, но это Москва, понимать надо. В другом месте наверняка ничуть не лучше. На этом дворе останавливались заезжие купцы, и для нас тоже нашлось местечко, так что мы загнали телегу на подворье, бросили поводья мальчишке-конюху и направились внутрь двухэтажного, или как тут говорили «в два жилья», постоялого двора.

Для меня нашлась отдельная светелка, Леонтию досталось место в людской, но прежде мы с ним уселись за стол в общем зале, а молодой служка поставил перед нами блюдо с жареным гусем, крынку с пивом и две большие деревянные кружки.

Наши голоса тонули в общем гомоне, народа здесь было изрядно, от простых смердов, прибывших в Москву по делам, до богатых купцов и знатных людей. Место проезжее, хорошее, аккурат рядом с трактом.

— В Москве задержимся немного, — сказал я дядьке, который вовсю молотил челюстями, уничтожая свою порцию гуся.

— Есть тут на что глянуть, ага, — кивнул он. — И не токмо глянуть. Пятница сегодня как раз. Завтра на торг, а послезавтра и в храм можно, к причастию подойти.

— Это да, — буркнул я, думая совсем не о причастии.

Мы в Москве, а значит, тут можно повстречать и самого царя, и его приближённых. А мне кровь из носу необходимо войти в его окружение, ужом извернуться, а пролезть. Без мыла. И я твёрдо намеревался это сделать.

— Храмов тут, конечно, на каждом шагу, — сказал я.

— Так ведь и народа немало! — усмехнулся Леонтий. — Москва!

Это ты, дядька, в час пик на фиолетовой ветке не ездил. Вот там в одном вагоне, наверное, половина нынешней Москвы помещается, а если весь поезд метро взять, то вместе с посадами.

Хотелось прогуляться по городу, поглядеть на здешние достопримечательности, проехаться верхом по тесным московским улочкам, но я понимал, всё это будет только завтра. Неторопливость здешней жизни частенько выводила меня из себя.

Прикончив гуся (день постный, но мы, как путники, от поста освобождались) и допив некрепкое кислое пиво, мы отправились на боковую, чтобы с рассветом въехать непосредственно в саму Москву.

Купцов здесь тоже хватало с лихвой. Даже таких, кто готов был забрать всю нашу добычу вместе с мерином и телегой по неплохой цене. Но дядька упёрся рогом, мол, продавать в розницу будет выгоднее, и что он сам готов этим заняться. Собственно, он на торжище и поехал. Ну а я, проводив его до Китай-города, отправился к Кремлю.

По улицам, заваленным конскими яблоками, передвигаться можно было только верхом или в сапогах, но вдоль домов и подворий тут и там встречались вымощенные дощечками участки. От самого Китай-города и до Красной площади тянулись торговые ряды, крытые деревянные прилавки почему-то напоминали мне о гигантском блошином рынке, хотя торговали здесь всем, чем только можно.

А ещё Москва строилась. Повсюду стучали топоры и визжали пилы, стройки кипели везде, даже в самом центре. Шутка ли, полностью деревянный город, с крышами если не из соломы, то из деревянной дранки, то и гореть он должен регулярно. И отстраиваться после пожаров тоже.

Белокаменные и деревянные церкви, в отличие от нашего времени, не огораживались чугунными высокими заборами, на папертях, словно стайки серых воробьёв, сидели нищие, напоказ выставляя расчёсанные до крови язвы, обрубки рук, ног и другие увечья.

Я, в своей вышитой ферязи и новенькой тафье, моментально привлёк их внимание, как потенциальная жертва, и они заголосили наперебой свои невнятные речитативы, из которых я понимал только «Христа ради», «смилуйся» и «молиться будем». Ну, рука дающего не оскудеет, так что я развязал мошну и одарил каждого серебряной чешуйкой.

— Эй, Божьи люди! Сказывают, набожен государь наш? — спросил я, выслушав порцию благодарностей в свой адрес.

В голову мне пришла гениальная в своей простоте идея. Встретить его в храме.

— Верно говорят! Верно! Набожен! Аки схимник какой! — наперебой заголосили увечные.

— Стало быть, завтра на службу в храм пойдёт? — спросил я. — В какой?

— Так ясно в какой, в Успенский собор! — воскликнули нищие.