Новик

Нашёл я его, как ни странно, на Пушечном дворе, где мастер ходил и покрикивал на учеников. Отливали здесь и пушки, и колокола, и прочие бронзовые изделия. Настоящий средневековый завод, мануфактура. Работало здесь человек двести, если считать вообще всех, а не только литейщиков, но не узнать Кашпира Ганусова было сложно. Он здесь единственный ходил с бритой бородой и в литовской одежде.

Это был сухощавый старик с надменным и властным выражением лица, длинные седые усы спускались к подбородку подковой, большая голова его покоилась на тонкой, почти что птичьей шее. Он мне сразу не понравился, с первого же взгляда.

На учеников он покрикивал или сварливо рычал, словно не умел общаться иначе, по двору ходил угрюмо, гостей не привечал. Неприятный старикашка. Что-то мне подсказывало, что мы с ним не сладимся.

Однако я подошёл и поприветствовал его.

— Мастер Ганусов, я полагаю? — спросил я, обращаясь к этому литовцу.

— Смотря кто спрашивает, — сварливо произнёс литейщик. — Для тебя — Кашпир Довмонтович.

— Никита Степанов сын Злобин, сотник стрелецкий, — представился я.

Его выражение лица не изменилось ни на йоту. Осталось всё таким же скучающим и неприятным.

— И чего ты от меня хочешь, сотник? Ты отвлекаешь меня от работы, — проворчал мастер.

Лично мне так не показалось. Он только ходил и покрикивал на подмастерий, которые справлялись и так. Я даже как-то растерял желание делиться с ним своими идеями. Да и литовец… Хоть он и на царской службе, доверия к нему у меня всё равно не было.

— Хотел с кем-нибудь из учеников твоих поговорить, — сказал я. — Дело небольшое, мастера тревожить незачем.

Литейщик нахмурился, фыркнул. Словно подозревал меня в чём-то.

— Со мной говори, — сказал он.

— Пушку новую я измыслил, — скрипнув зубами, признался я.

Ганусов снова фыркнул, хмыкнул, пошевелил усами.

— Умнее других себя считаешь, да? — произнёс он.

— Нисколько, — сказал я.

Умнее других я себя и правда не считал. Я просто был более информированным, это несколько другое. Здесь были люди и поумнее меня, а я просто пользовался чужими изобретениями и достижениями.

— Иди отсюда, сотник, — поразмыслив немного, сказал Ганусов. — Не мешай людям работать.

— И вам не хворать, — буркнул я, разворачиваясь и уходя к конюшням.

Вот и не сработались, как и ожидал. Но с пушками всё равно придётся что-то делать. Отливать их самостоятельно у меня не получится при всём желании. Нет на это ни времени, ни материала, ни денег, так что придётся что-то изобретать в обход Ганусова.

Пушечный двор — большое место, и как только я завернул за угол, скрываясь из виду мастера, который снова принялся шпынять своих учеников, меня тихонько окликнули.

— Эй, боярин! Боярин! — зашипел какой-то совсем юный парнишка, даже младше меня, в армяке не по размеру и шапке, спадающей на глаза.

Я остановился, взглянул на него, вопросительно поднял бровь. Он немного замялся, сорвал шапку с русой головы.

— Про пушку новую! Каюсь, подслушал ненароком, так вы и не таилися с Кашпиром Довмонтовичем, громко лаялись! — выпалил он.

— Да мы и не лаялись, спокойно разошлись, — заметил я. — Чего хотел-то?

— Так про пушку! — воскликнул паренёк.

— Ну? — поторопил его я.

— А ты и впрямь новую измыслил? Как с пищалями? — спросил он.

Похоже, слава о моих пищалях дошла и досюда. Что неудивительно, мастеровые все между собой общаются. Да и до Кузнецкого моста отсюда недалеко.

— Вроде того, — хмыкнул я.

— Шибко я до новых пушек охоч, — признался парень. — А Кашпир Довмонтович новое не любит, мол, баловство сие есть.

— Вот оно как… — хмыкнул я.

Тогда понятно, почему Ганусов так отреагировал. Он, значит, полжизни учится у именитых мастеров, овладевает секретами бронзы, постигает науку изготовления пушек, а тут приходит какой-то юнец, абсолютно далёкий от ремесла, и предлагает ему отлить новую пушку. Он, выходит, ещё мягко со мной общался, с уважением.

— А тебя как зовут? — спросил я, затаив некоторую надежду.

— Меня? Богданом звать меня, — ответил парень.

— И ты пушки лить умеешь? — спросил я.

— Ну, ремеслу обучаюсь, — шмыгнув носом, ответил он.

Я крепко задумался, разглядывая этого юного литейщика. В теории я мог бы переманить его к себе, организовать производство прямо в слободе. Но того размаха, который есть здесь, на Пушечном дворе, мне не достичь, по крайней мере, пока что.

— Многому обучился уже? — спросил я.

— Многому, — кивнул Богдан.

У меня возникла идея. Раз уж мастер Ганусов не хочет слушать незнакомца, то, возможно, послушает кого-то из своих учеников.

— И хорош ты в литье? — спросил я.

— Ну, колокол на семьсот пудов отлил уже, без единого огреха, — с некоторой гордостью произнёс он.

Нехило. Но тут колокола льют и на тысячи пудов.

— Хорош, — сказал я. — Пушку, наверное, проще отлить?

— Конечно! — фыркнул парень.

— Славно. Есть место, где поговорить можно спокойно? Чтобы никто не помешал, — спросил я.

Посреди улицы обсуждать технические моменты мне не хотелось. Не то чтоб я боялся выдать секреты кому-то ещё, просто гораздо удобнее делать это сидя за столом. Как минимум.

— Как же! Идём! — воскликнул Богдан.