Новик

Она нахмурилась, но поняла, что на больного и раненого сердиться глупо, и продолжила вещать мне про местного священника отца Василия, который весь из себя неприятный такой. Я снова пропускал всё мимо ушей, воспринимая всё как белый шум.

Лежал я в довольно тесной светлице, похожей на ту, в которой меня запирали, на мягкой перине, под одеялом, в одном исподнем белье. Ни своей одежды, ни пояса, ни сабли я поблизости не увидел, и Евдокия заметила, что я обеспокоенно озираюсь по сторонам.

— Ты чего? — спросила она.

— А сабля моя где? — спросил я.

— Так вот же, в изголовье висит, — сказала Евдокия.

Я посмотрел назад, убедился, что сабля на месте. Вместе с поясом. Это радовало, остаться без оружия мне не хотелось даже здесь, в самом сердце можайской крепости, в довольно безопасном месте.

— Одёжу твою забрали, постирать, заштопать, — сообщила Евдокия. — Крови натекло с тебя… Бр-р! Иной раз с мертвеца столько нет… Ой, чего это я, дура, прости, Господи!

— Кони у меня… На постоялом дворе, — сказал я. — В посаде… И вещи там…

Я же шёл в крепость, даже и не надеясь на встречу с царём, не говоря уже о том, чтобы остаться здесь. Трактирщику, конечно, прибыток будет изрядный, но я пока не настолько богат, чтобы швыряться деньгами и имуществом налево и направо.

— Так воевода обо всём уже позаботился, ему как государь… Кхм, — быстро пробормотала девушка. — Разыскали, забрали. Говорят, чуть ли не силой отнимать пришлось, трактирщик отдавать не хотел.

Мне сразу стало спокойнее. Не хотелось бы лишиться своих лошадей и припасов.

А то, что воеводе вставили горячий лом за излишнюю бдительность, с одной стороны, льстило, с другой же… Князь просто делал свою работу так, как считал нужным. Я на него обиды не держал.

— Евдокия… Помоги подняться… — попросил я.

— Это зачем ещё? — всполошилась она.

— До ветру сходить, — признался я. Терпеть уже было невмоготу.

— Лежи, не вставай! Ты же раненый, в том сраму нет! — махнула рукой девушка, достала откуда-то из-под кровати горшок. — Дело ведь такое… Царица хворала, так тоже встать не могла, в лёжку лежала, мы и за ней…

— Ну уж нет, — буркнул я, поднимаясь с перины.

Бок снова резануло острым приступом боли. Колотые и резаные раны здесь лечить умели, в отличие от инфекционных и вирусных заболеваний. Ливер у меня, вроде как, не пострадал, рана, судя по виду повязки, не гноилась. Повезло, что тут ещё сказать.

Я с превеликим трудом умудрился сесть на перине, остановился, чтобы перевести дух. Слабость пронизывала всё моё тело, меня бросило в пот. Предложение Евдокии сходить на горшок стало казаться не таким уж постыдным, но я всё же собрался с силами и встал на ноги, держась за кровать. Другой рукой пришлось держаться за рану, которая снова начала болеть.

— Ты это… Меня проводи, — попросил я. — Заблужусь ещё тут у вас…

Евдокия только подивилась моему упрямству. Но просьбу выполнила, проводила под руку. Медленно, по стеночке. Подождала, пока я сделаю все дела, проводила обратно, помогла снова лечь на перину. Прогулка лишила меня абсолютно всех оставшихся сил, и я почти сразу же уснул.

Так и лечился. Спал, отдыхал, пил жидкий бульон, болтал с Евдокией. Она почти всё время проводила возле меня, и я даже пару раз застал её спящей, когда в очередной раз просыпался сам. Такая забота тронула меня до глубины души.

В один из дней меня посетил сам государь.

Я разговаривал с Евдокией о дальних островах, открытых португальцами и испанцами, рассказывал о жарких морях, густых джунглях и зверях, их населяющих, и даже не заметил, как дверь светлицы приоткрылась и на пороге показался сам Иоанн.

— Откуда ведаешь сие? — спросил он, заставив нас обоих вздрогнуть от неожиданности.

Евдокия вскочила на ноги, я заёрзал, будто нас поймали с поличным на каком-то преступлении.

— Лежи, — махнул он рукой. — Сказываешь так, будто сам там был.

— Купец один болтал… — неловко соврал я.

— Складно сочиняешь, — хмыкнул царь. — Зачем в драку полез?

— Уехать чтоб поскорее, — сказал я. — Воевода сыск хотел затеять.

— Воеводе за то уже высказано, — хмуро произнёс царь. — Ну и что, уехал?

— Нет, государь, — сказал я.

— Вот то-то же, — хмыкнул он. — Лучше Анастасии Романовне стало, за то благодарность тебе. От неё и от меня.

— А Сильвестр что? — спросил я.

— С ним разговор будет особый. Не здесь, в Москве, — жёстко произнёс царь, сверкнув очами. — Уезжаем мы. Евдокия, останешься с сотником покамест, за ним уход надобен. Царица повелела так.

— Слушаюсь, государь, — пискнула девушка.

— А ты, сотник, как поправишься, в Москву поезжай, — приказал царь. — Рядом видеть тебя хочу.

— Слушаюсь, государь, — сказал я. — А сотня моя как же? Я по разряду к ней приписан, с князем Курбским ливонца воевать отправлен. В Пскове сбор, к Рождеству…

— Будто на Руси другого сотника не найдётся, — хмыкнул Иоанн.

— Они все по-старому воевать будут. А моя сотня для того и собрана, чтобы по-новому воевать, — сказал я.

— Славой делиться не хочешь, — по-своему понял царь.

— Славы мне не надо. Ливонца одолеть, пока за него поляки с литвой воевать не пошли, и то хорошо будет, — сказал я.