Новик, невольник, казак

– Но ты прав. Тайна сама открылась через день… Когда люди долгое время находятся в одной лодке, природа свое берет… типун мне на язык. Девчонка долго терпела, все намекала, что не худо бы к берегу пристать… Ноги размять, у костра погреться… Но мы не соглашались, а прямо сказать и на своем настоять она не решалась. Но пришел конец терпению. Не выдержала… Рассказала, что она не Олесь, а Олеся. Что сирота и бежит от казаков, которые казнить ее хотели. Поэтому и переоделась парнем. Да оно и сподручнее в дороге. Верно говорю, Петро?

Пользуясь моментом, я тоже пожал плечами и кивнул. Заодно уселся удобнее.

– Вот… – продолжил Типун. – Ну, а нам какая разница, от кого и куда бежит? Как и то, что она девкой оказалась. Устали и изголодали так, что не до глупостей. А потом я подумал, что неспроста Господь устроил нам эту встречу, и теперь мы должны держаться друг за дружку. Ведь и у нас с Петром никого на всем свете нет… А беда – она, Ибрагим, знаешь ли, вернее застолья людей объединяет. Вот и весь мой сказ… О том, что доподлинно знаю. Обо всем остальном ты больше моего ведаешь… коль другим именем ее называешь, а она – не перечит.

– Гм… Складно говоришь, – почесал подбородок турок. – Что ж… Ладно… Погодите чуток. Схожу, Марыльку расспрошу. Если панночка подтвердит – вернемся к прежней беседе. Не обижу… Даже за урон и оскорбление достоинства немного добавлю. Не жалко. Но если…

Мнимый торговец кожами угрозу не договорил, а вместо этого выразительно чиркнул ладонью по горлу. Секир башка, мол. А по-нашему: «бритвой по горлу и в колодец».

– Мне спросить можно? – остановил его Семен. Казак перед этим пару раз украдкой взглянул на окно, и я подумал, что он специально задерживает Ибрагима в комнате.

– О чем?

– Олеся… гм, Марыся… рассказывала нам, что ее к казакам посылал один купец из Кафы. Который купил на невольничьем рынке не только ее саму, но и всех младших сестер. Тоже врала, чтобы разжалобить, или правду сказывала?

Услышав вопрос кормщика, турок как-то подобрался, оскалился и даже непроизвольно положил руку на оголовье сабли.

– А что еще она вам говорила? Зачем тот купец ее на Сечь посылал, тоже рассказала?

«Вот оно что! Как же я сразу не сообразил? Если наш торговец и тот купец – один и тот же человек, то выходит… Выходит, что агент османов работает как минимум на две стороны. Вашим, так сказать, и нашим… И как любой двойной агент совершенно не горит желанием, чтобы об этом стало известно кому-то еще. Тем более туркам. Чертов Типун! Чтоб у тебя и в самом деле типун на языке выскочил! Выкрутились, называется! Теперь нам точно кранты, и к гадалке не ходи!»

* * *

Распахнувшиеся с треском двери и влетевший в них вперед спиною чернокожий слуга стали лучшим ответом на мой невысказанный упрек. Понятно, зачем Семен тянул время. Ждал, пока Полупуд выполнит свою часть работы.

А вот хитро… мудрый сын Хасана, похоже, подобного поворота не ожидал. Потому что сперва с изумлением воззрился на растянувшегося навзничь негра, а после – уставился на шагнувшего в комнату казака, как на шайтана. Собственно, – изгвазданный с ног до головы в сажу или мазут, жирно отблескивающий в свете масляных ламп – Полупуд выглядел весьма живописно и на упомянутого черта походил как нельзя лучше. Особенно впечатляли широко оскаленные в широкой улыбке белые, крупные зубы. В одной руке запорожец сжимал пистоль, и судя по тому, что звука выстрела я не слышал, все еще заряженный, а второй – волочил за воротник того самого, страшного рожей привратника.

Словно мимоходом пригрозил пистолем схватившемуся было за саблю турку, метко пнул носком сапога в висок пытающегося подняться негра – после чего тот улегся на спину и окончательно расслабился. А Василий, для верности, бросил поперек него и второго слугу. Тоже совершенно безучастного.

– Почему так долго? – недовольно проворчал Семен. – За смертью тебя только посылать… типун мне на язык.

– Ты кто такой?! Как сюда попал?! – возмутился Ибрагим. – Да я тебя…

– О, совсем забыл… Извини, уважаемый… – развел руками Семен (а я думал, что один такой умный и пытаюсь развязаться). – Забыл сказать, что нас, помимо Марыси, не двое, а трое. Ну так я не купец… Считаю плохо.

– Трое?

– Марыси?

Не, в Типуне, явно ораторский талант пропадает. Удивить одной фразой и врага, и товарища надо еще уметь.

– Наша Олеся, оказывается, не совсем Олеся… А даже совсем не Олеся… – попытался объяснить я Василию, потому что он, как настоящий друг, первым делом освободил меня от уз и кляпа. Но, судя по его взгляду, получилось не слишком понятно.

– Это Ибрагим ее на Сечь отправил, Серка предупредить. И она – на самом деле Марылька. А еще – турок назвал ее панночкой. И он не Ибрагим, а Якуб-ага…

Взгляд запорожца не только не прояснился, а и вовсе помутнел. Но уточнять Полупуд не стал. Дернул щекой, мол, потом разберемся, и повернулся к Типуну.

– Так вы успели сторговаться, или я помешал?

– Не знаю, что и сказать…