Новиков-Прибой

Когда Алексей Силыч очнулся, за окном было уже светло. Ну вот, а он уж и не чаял… Хотелось встать, подойти к окну, отдёрнуть белые занавески: впустить в палату утро. Он попробовал подняться, но не получилось. Но ничего, сейчас он силёнок-то поднакопит да и встанет. Не дело это — залёживаться. Главное, организму приказать не сдаваться. Ни шагу назад! Алексей Силыч попробовал поднять голову, но не смог оторвать её от подушки. Сознание затуманилось. Кажется, доктор склонился над ним, зовёт: «Алексей Силыч! Алексей Силыч!» Он старается ответить бодро, как на флоте: «Я!» Но, нет, пусть его лучше не трогают. Он ещё, пожалуй, поспит.

Перед глазами поплыли очертания Кронштадта — как тогда, когда он его покидал в девятьсот четвёртом. Лицо матери и голос её — явно, явно… И снова Кронштадт — любимый флотский город, хоть и хлебнул он там лиха. А ещё Севастополь…

Как хорошо, когда никто не трогает, как хорошо… И только эта проклятая боль — кажется, уже везде доползла, всюду проникла…

Делают укол. Сейчас будет легче. И он будет думать только о хорошем. Как немцев одолеют, как Иришка вырастет, как внучка в школу пойдёт.

Внучка. Олечка. А вот внука нет… Родился восьмимесячным, и через несколько дней не стало его. Под самый Новый год это было, в сорок первом. Нина бежала с Олечкой на руках во время налёта прятаться в траншею, упала, вот и…

Алексей Силыч очень ждал внука. Ещё бы один моряк в семье подрастал…

Борис, Нинин брат, забрал тельце мальчика из больницы, принёс в квартиру к Новиковым. Отопления не было, там гробик в холоде и простоял несколько дней, до похорон. Похоронили в могилу отца Нины и Бориса — Саши Неверова. Хороший был писатель, мало успел, но успел-таки… «Ташкент — город хлебный» — пронзительная книжка получилась. Вот как бывает… Друзей успел созвать, они праздновать пришли, а его уже нет… И не довелось ему узнать, что дети их с Силычем, Нина и Анатолий, через полтора десятилетия соединят свои судьбы.

Александр Неверов, писатель, лучший друг Алексея Силыча, умер в 1923 году, накануне своего дня рождения. Умирая, наказал сыну Борису дружить с «Силычем»: «…он всегда тебе поможет». Борис Неверов стал одним из самых близких людей для всей семьи Новиковых и оставил интересные и тёплые воспоминания «Двадцать лет рядом с автором „Цусимы“».

Алексей Силыч всегда обладал великолепной памятью на людей, события, детали разного рода и на собственные произведения. Пожалуй, ему и соперников в этом не было, чтобы так, как он, страницу за страницей, слово в слово цитировать огромные фрагменты из написанного. И сейчас, лёжа в больнице, он периодически приказывал себе: а ну-ка, давай из «Подводников», или из «Солёной купели», или… И заказывал сам себе эпизод, и про себя проговаривал текст. И вспоминалось, где и когда он с этим выступал, как встречали. И какие-то детали, казалось, давно забытые, всплывали в памяти и качались на её поверхности, как чайки на волнах.

Больше, конечно, вспоминал «Цусиму». Иногда «Цусима»-книга и Цусима-бой смешивались, и ему трудно было отделить одно от другого, и он страшно волновался, что что-то упустил, недописал…

Часто виделась родина, Матвеевское… Как там в «Цусиме»: «…я никогда не забуду свою милую, говорливо-журчащую речонку, где ловил гольцов и пескарей и где прозвучало моё детство, как песня жаворонка».

Много лет спустя замечательный поэт Владимир Хомяков, земляк Новикова-Прибоя, напишет:

Ты сердца выполнил наказ.
Но боль — сильней смыкает веки.
Тебе б на родину сейчас, сюда,
где ждут тебя вовеки

весны оттаявшая даль

и чуть пробившаяся травка,
Твоё село, твоя печаль
и речка тихая Журавка.

Вспоминая Матвеевское, Алексей Силыч думал и о том, скольких односельчан недосчитаются там теперь, после этой войны. И сколько пролито на её полях крови советских людей, и сколько отдано жизней…

Конечно, сейчас уже исход ясен, победа не за горами. Может, даже и он, Силыч, до неё дотянет. Вот это было бы славно! Тогда и помереть не жалко. Нет, стоп, а «Капитан 1-го ранга»? Это война не дала его закончить, надо было и на все события откликаться, и с народом встречаться: вносить свою лепту, так сказать, раз уж по возрасту воевать не подходил.

Уж если он до победы доживёт, то надо и главную морскую книжку дописать.

А если суждено уже теперь… и не даст ему Господь Бог отсрочки… Что ж, стыдно не будет за все его прожитые годы… Как там про сокола-то у Лексея Максимыча: «..я славно пожил!» Грех жаловаться, славно…

Сердце писателя перестало биться в 16.00 29 апреля 1944 года. И последней фразой его последнего романа «Капитан 1-го ранга», который закончить ему так и не довелось, остались слова — понятные и дорогие всем, кто связал с морем свою жизнь и судьбу: