Бессонными ночами Алексей просиживал за столом. Писал. Бывало, до самого рассвета горела в горнице керосиновая лампа (не каждый в их селе мог себе такое позволить, обходились коптилками, но Сильвестр — мужик основательный, одним из первых лампой обзавёлся). В первую очередь Алексей Силыч доработал свои записки о жизни в плену. Очерк назвал «Между жизнью и смертью». Бог даст, напечатают когда-нибудь. Не век же ему в Матвеевском сидеть. Пожалуй, надо в Питер перебираться, там как-то обустраиваться.
О том, как возвратился в село, тоже написал. Но всё это он писал как репортёр, по правде, для газеты какой-нибудь. А хотелось сочинить рассказ настоящий. Или сразу — повесть.
За повесть Алексей Силыч и взялся. История подходящая в голове была. И название придумал — «Материнская любовь».
Неоконченная рукопись датирована 1906 годом. Написанные фрагменты дают неполное представление о сюжете, тем не менее понятно, что это драматическая история любви бедного, но умного и благородного крестьянского парня Гриши и красавицы Гани, которую пьяница отец отдаёт против её воли замуж за сына церковного старосты.
Читая наброски повести, понимаешь, что душу автора, вернувшегося домой после тяжёлых испытаний, светло и пронзительно волнует родной крестьянский быт, его плавное течение — с немудрёными, но важными заботами, с покосами, вечерними хороводами молодёжи. Его волнует всё типично русское: праздничные наряды девушек, песни, обычаи и обряды. Автор, например, не просто любуется красотой своей героини — он старательно выписывает поистине некрасовский портрет молодой русской крестьянки: «Но вот наступил семнадцатый год, и она внезапно расцвела. Откуда только что взялось? Стройная, чернобровая, с правильными чертами лица, слегка покрытого свежим румянцем, она во всём селе стала считаться первой красавицей. Это была настоящая дочь полей и лесов, пышущая здоровьем и весельем. Жизнь в ней кипела. Что-то задорное и вместе с тем обстоятельное замечалось в ней. А когда вечерком, выйдя на улицу и присоединившись к хороводу, она начинала петь старинные песни, то её славный голос трепетал страстной нотой, поражая всех своей прелестью».
Под стать Гане её возлюбленный — олицетворение сказочного богатыря, одного из тех, кто призван хранить Святую Русь, «широкоплечий, сильный, с русыми, подстриженными в кружок волосами». Да ещё к тому же — «трудолюбивый, честный, трезвый и скромный». И как потом выяснится, гордый, бесстрашный, мужественный — уж он не будет заискивать ни перед кем: ни перед властью, ни перед богачами.
Но видится, что главное в авторских набросках — это всё же не сюжет как таковой и не идея, а атмосфера деревенского быта, детали которого Новиков стремится и увидеть, и зафиксировать — сразу, здесь, на месте, пока есть такая возможность. Он пишет, очевидно, по свежим следам, например о крестьянской свадьбе с её неписаными законами:
«Стукнуло парню восемнадцать лет. Пора женить. Семейство в сборе. Тут же крёстный и крёстная. Спрашивают жениха, чью девку хочет взять за себя.
По указанию жениха крёстный, крёстная, соседи идут к родным намеченной невесты. Поздоровавшись, спрашивают:
— Нет ли ярочки продажной?
— Есть, как не быть. А только для кого?
— За такого-то.
Родители спрашивают невесту о её согласии. Уговорились.
Тогда сватья заявляют:
— Позовём родителей на ладу.
Родители невесты и жениха попарно садятся за стол. Невеста отсутствует.
Начинают ладится. Родители невесты назначают за девку: 7 вёдер водки, 10 рублей деньгами, 1 ½ пуда говядины, невесте шубу, поддёвку суконную, зипун будничный, две пары полусапожек: тёплые и холодные, суконки.
Долго торгуются.
Свадьба становится 200 рублей, плохая 100 рублей».
Фрагменты недописанной повести пронизаны любовью автора к родине — близкой, дорогой, понятной. Деревенские обычаи, переплетаясь с красотой природы и самою этой красотой рождённые, радуют простотой и искренностью. Вот как описывает Алексей Новиков Ильин день: