Новиков

Теперь, после созыва Комиссии, таким окриком и угрозами ртов не заткнешь — сама позволила наговаривать лишнее, а кое-где даже крепостные возмечтали о том, что в их пользу будут переменяться законы. Гласность была допущена, в один день ее не отменишь. И хоть видимость публичности надо как-то при новом политическом ходе сохранить.

Екатерина была хитра и сообразительна. Средство она отыскала.

Надобно издавать журнал, выпускать его почаще, раз в неделю, писать повеселее, ведя свою линию. В Петербурге о таком журнале не слыхивали, найдутся подражатели. Если будут споры — тем лучше, за ними станут следить читатели — глядишь, и убавится охотников осуждать Голицына и толковать о том, почему закрыли Комиссию. В Англии выходили с полвека назад журналы «Зритель» и «Болтун», они имели успехи развлекали общество долгое время — вот и пример!

Секретари у императрицы были дельные, грамотные, сама она писать очень любила, хоть русским языком владела неважно. Есть откуда и переводить — иностранные книги и журналы во дворец поступали.

И с нового, 1769 года начал выходить в Петербурге еженедельный журнал «Всякая всячина», печатавший, однако, не все, что придется, а лишь то, что было угодно и выгодно императрице.

«Всякая всячина» объявила, что она стоит за сатиру в «улыбательном духе», которая не затрагивает отдельных лиц и государственных учреждений, а выступает лишь против людских пороков вообще, не целя ни в кого персонально. Императрица не терпела никакой критики. Все, что было ею заведено в стране, она считала замечательным, совершенным и не желала слушать ничьих советов. Если и были недостатки в управлении Россией, то все они относились на счет предыдущих царствований, а нынешнее, по мнению Екатерины, от этих недостатков освободилось. Из номера в номер, всем своим содержанием, журнал Екатерины II внушал читателю:

— Всякий честный согражданин признаться должен, что, может быть, никогда, нигде какое бы то ни было правление не имело более попечения о своих подданных, как ныне царствующая над нами монархиня имеет о нас, в чем ей, сколько нам известно и из самых опытов доказывается, стараются подражать и главные правительства вообще.

Лихоимство и обман издавна проникли в присутственные места Российской империи и вызывали гнев и возмущение всех, кому приходилось сталкиваться с администрацией. Вступив на престол и торопясь завоевать популярность, Екатерина II особым манифестом 18 июля 1762 года осудила взяточничество, с которым якобы мирились прежние государи, и расписала его яркими красками:

— Ищет ли кто место — платит; защищается ли кто от клеветы — обороняется деньгами; клевещет ли на кого кто — все происки свои хитрые подкрепляет дарами. Напротиву того, многие судящие освященное свое место, в котором они именем нашим должны показывать правосудие, в торжище превращают… и мздоприимством богомерзким претворяют клевету в праведный донос, разорение государственных доходов в прибыль государственную, а иногда нищего делают богатым, а богатого нищим…

За семь лет нового царствования в русской юстиции ничего к лучшему не изменилось, судьи брали взятки по-прежнему, а кое-кто и пуще принялся грабить ближнего. Однако Екатерина громогласно утверждала, что суд в России исправился и стал неподкупным.

«Всякая всячина» разъясняла мнение императрицы читателям. Те, кто недоволен судейскими порядками и жалуются на взяточников, беспокоятся напрасно, ибо сами навлекли на себя злоключения. Законы в России лучше, чем на Западе, а если они и были несколько запутаны, так для приведения их в порядок была созвана Комиссия Нового уложения. Судьи хороши — ведь их назначает императрица, которая неустанно заботится о народном благе, в Европе же торгуют патентами на судебные должности: кто больше заплатит, тот и судит.

Журнал императрицы отвергает все жалобы на чиновников и сожалеет о трудностях их службы, рассуждая так:

— Не подьячие и их должности суть вредны, — статься может, что тот или другой из них бессовестен. Но если бы менее было около них искупителей, не умалилися бы тогда на них жалобы?

Не «искушать» подьячих легко — не нужно только их беспокоить: «Не обижайте никого; кто же вас обижает, с тем полюбовно миритеся без подьячих, сдерживайте слово и избегайте всякого рода хлопот».

Что будут делать подьячие, оставшись без просителей, нужен ли стране суд, если гражданам рекомендуется впредь решать споры самим, без посредничества, — эти вопросы «Всякая всячина» не обсуждала, как не думала она о том, что удобнее было бы исправить государственный аппарат, чем перестать им пользоваться, избегая опасности взяток.

«Всякая всячина» рекомендовала журналистам толковать о достоинствах правительства и не расписывать дегтем недостатки русской жизни: