Новиков

«Заблудившие, изнурительные, в печали находящиеся, по мне скучившиеся, услыша мое имя, ко мне идти, у меня в подданстве и под моим повелением быть желающие! — взывали манифесты Пугачева. — …Ныне я вас, во-первых, даже до последка землями, водами, лесами, жительствами, травами, реками, рыбами, хлебами, законами, пашнями, селами, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали, так пожаловал по жизнь вашу».

— Сколько во изнурение приведена Россия, — говорилось в другом обращении пугачевцев, — от кого ж — вам самим то небезызвестно. Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе божием и написано, чтоб они крестьян так же содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали псов своих, с которыми гоняли за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что и в ссылках того никогда не бывало, да и нет…

Восставшие разбили мелкие отряды Кара и заставили его отступить. Генерал поехал в Петербург за подкреплениями: он понял, что силами гарнизонных инвалидов-солдат и поселян с Пугачевым не справиться. Императрица сочла Кара трусом, уволила со службы и передала командование генералу Бибикову, бывшему маршалу Комиссии о сочинении Нового уложения.

В конце декабря Бибиков прибыл в Казань. Следом за ним двигались полки пехоты и конницы, с которыми он надеялся победить Пугачева. Казанские дворяне обещали конный корпус из своих крестьян. Екатерина благодарила верноподданных и милостиво объявила себя казанской помещицей.

В июле 1774 года Новиков издал первый лист журнала «Кошелек» и поднес его императрице.

На востоке России полыхала крестьянская война, против Пугачева действовали уже крупные военные силы, и было известно, что генерал Суворов, прославивший свое имя в турецкой кампании, победитель при Рымнике, будет послан ловить самозванца Петра III. Екатерина брала из своей генеральской колоды самую крупную карту: Пугачев был ей страшен.

«Отечеству моему сие сочинение усердно посвящается», — писал Новиков на первой странице «Кошелька», намереваясь прославлять «древние российские добродетели» и осуждать дворянскую галломанию.

Название журнала, кроме обычного значения слова «кошелек», имело в XVIII веке и второй смысл — так назывался кожаный или тафтяной мешочек, куда укладывалась коса мужского парика. Новиков обещал разъяснить читателям происхождение имени журнала в статье «Превращение русского кошелька во французский», но в вышедших номерах этого не сделал.

Первые листы «Кошелька» содержат беседу заезжего француза с русским, а затем с немцем, горячо защищающим российские добродетели.

В шестом-восьмом листах Новиков печатает комедию в одном действии «Народное игрище», присланную будто бы от «неизвестной особы». Во вступительной заметке, где сообщено это сведение, Новиков пишет о пользе сочинения комедий для народа. Пусть в них не будут сохранены театральные правила, это неважно, «лишь бы замыкалось в оных нравоучение и почаще представлялись бы примеры, к подражанию народному годные: то есть добрый слуга, честный купец, трудолюбивый хлебопашец. Сие было бы весьма не худо».

«Особа», написавшая эту пьеску, действительно пока остается неизвестной, однако вряд ли можно ошибиться, предположив, что напечатать ее в «Кошельке» побудили Новикова не только внешние обстоятельства — например, требование каких-нибудь влиятельных лиц, — но и собственные его взгляды. В пьесе, право, нет ничего, что противоречило бы воззрениям самого Новикова, более того, многое совпадает с ними.

Деревня Толстосума представлена раем для крестьян, а он их благодетелем. «Отец, а не господин», — говорит о нем Андрей, дядька молодого Толстосума. Этот барин плачет, когда ему приходится наказывать за проступок дворового человека. Деревня любит его, и есть за что — «наши крестьяне как будто не крестьяне: все грамотеи; а в ином селе и поп грамоте-то не смыслит». Толстосум пригласил студента, чтобы учить крестьянских детей. Мужики живут зажиточно. «Ежели у доброго помещика крестьянин беден, так он на себя должен пенять: либо он ленивец, либо пьяница».

Толстосум — пример для всех дворян, но пример еще исключительный: во всем околотке «нет ему подобного», и сына своего научил он «иметь сожаление» к дворовым и крестьянам. В журнале «Кошелек» описывался идеальный помещик, «отец» и «милостивец», каким Новиков желал видеть каждого вотчинника и чьей программе он сам следовал в управлении своим Авдотьином.

Крестьяне, процветающие под опекой отцов-помещиков, и сельская идиллия на сцене были досадной выдумкой. Живые мужики убивали бар, а не прикладывались к их плечикам, и Новиков знал это не хуже любого русского дворянина.