Новобрачная

Мелани почувствовала себя не очень уверенно, когда в девять часов утра поезд прибыл на парижский вокзал. На платформе было много народа, и Мелани со своим багажом слегка растерялась. Но вскоре подошел носильщик, и, оглянувшись, она увидела Пьера, который разговаривал с железнодорожным служащим в форменной фуражке, не спуская с нее глаз. Она улыбнулась и сделала знак рукой, отправляясь вслед за носильщиком. Она шла, вглядываясь в лица людей, и волнение охватило ее: а вдруг Дербле не получил телеграмму? Или его нет в городе? Или телеграмму принесли с опозданием? Что она будет делать? Одно было несомненно: она ни за что на свете не поедет к матери.

И вдруг Мелани увидела его. Дербле стоял у входа на платформу, держа руки в карманах длинного серого пальто из английского драпа. Воротник был поднят. Нахмурившись, он вглядывался в толпу, выброшенную прибывшим поездом, ища знакомый силуэт. Обычно такой сдержанный и холодный, сейчас он казался взволнованным. Мелани бросилась к нему.

– Слава Богу, вы пришли! Вы не представляете, как я рада…

Он почти грубо схватил ее за плечи, вглядываясь в лицо, скрытое вуалью:

– Это действительно вы? Телеграмма чуть не свела меня с ума, потому что вы единственная Мелани, которую я знаю. А говорили, что вас нет в живых…

Вместо ответа она приподняла вуаль, чтобы он увидел лицо. Он облегченно вздохнул, а руки его бессильно упали с ее плеч.

– Я ничего не понимаю в этой истории! Но слава Богу, что вы догадалась обратиться ко мне!

Этот флегматичный обычно деловой человек был странно взволнован. Мелани верила в его честность и точность, но никогда не думала, что он столь эмоционален.

– Мне стыдно признаться вам, что я ничуть не доверяю своей матери, – сказала она, поправляя шляпку. – И я не знаю, где сейчас дядя. Но я вспомнила, что вы сказали тогда на этом же вокзале: я могу приехать и жить в особняке дедушки…

– Я заехал туда, чтобы предупредить Сомса, – сказал он все еще с некоторым сомнением. – Дом ждет вас, и я вас сейчас туда отвезу. У вас есть багаж?

– У меня лишь то, что я брала с собой в экспресс.

– У вас скоро будет все необходимое. Не забывайте, что вы богаты…

Он подвел девушку к двухместной карете, стоявшей во дворе вокзала, и она облегченно вздохнула, оказавшись на мягких подушках этого элегантного экипажа, пахнущего лавандой и английским табаком. В этот последний день апреля было холодно. Шел мелкий холодный дождь, и Париж казался еще более серым. Мелани чувствовала промозглый холод, пронявший ее до костей. Ей казалось, что Шато-сен-Совер, его солнце, цветы, и особенно теплота его обитателей были теперь так же далеки, как Китай.

Оливье Дербле заботливо усадил ее и накрыл ноги пледом.

– У нас уже неделю стоит ужасная погода, как будто зима решила вернуться… Я сгораю от нетерпения спросить вас кое о чем, но вы, наверное, устали.

– Не очень, я довольно хорошо спала. Но очень хочу есть!

Дербле улыбнулся, услышав такое заявление, которое в глазах любой дамы из света считалось бы вульгарным. Хотеть есть, это, по их мнению, что-то вроде болезни, относящейся лишь к низшим слоям общества, и говорить об этом считалось неприличным.

– Это мы сейчас уладим. И поскольку соловья баснями не кормят, то давайте просто смотреть на Париж.

К удивлению Мелани, несмотря на плохую погоду, город выглядел праздничным. Всюду висели французские и английские флаги, украшавшие общественные здания, а вдоль улиц трепетали на ветру длинные трехцветные вымпелы. Трамваи и омнибусы были украшены французскими и британскими флажками, а воздух пах лондонскими туманами.

– Отчего все эти флаги? – спросила Мелани. – Ведь сегодня не 14 июля?

– Завтра с официальным визитом в страну прибывает король Англии, а поскольку французы обожали его, пока он был принцем Уэльским, а теперь видят в нем монарха коварного Альбиона, которому не могут простить их поражение в Фашоде[3], то правительство надеется с помощью всей этой мишуры подогреть их энтузиазм. Вот вы увидите Елисейские поля! Кругом – синие, белые и красные цвета. Да где же вы были, что совсем ни о чем не знаете? – не смог он удержаться от вопроса.

Это заставило Мелани улыбнуться.

– В раю… или почти! В одном замке в Провансе. Но успокойтесь. Как только я утолю голод, я расскажу вам все. «Или почти», – подумала она про себя, решив не упоминать о своих близких отношениях с Антуаном.

Когда Мелани появилась на пороге огромного вестибюля, типично английская сдержанность старого Сомса растаяла, как снег на солнце. Он разрыдался.

– Так это правда? – воскликнул он. – Вы живы, мадемуазель Мелани? Зачем же было заставлять нас поверить в вашу… О! Я просто не могу произнести это слово!

– Ну так и не произносите его, Сомс, – ответил Дербле. – Она жива, и это главное. К тому же, очень голодна!

– Я уже все приготовил в зимнем саду.