Я тоже боялся генерала, но он мне нравился. Высокий, стройный, ходил, опираясь на резную палку с тремя серебряными колечками, выкидывая резко вперед правую йогу. Лицо у него было мужественное, открытое. Чем-то он походил на моего отца.
А особенно мне нравился его голос — сиплый, но командирский, непререкаемый. Когда генерал говорил, лицо его делалось сизо-багровым. Мне казалось, только так должны разговаривать и командовать бывалые просоленные моряки.
Наконец высокая дверь бесшумно распахнулась, появился дежурный, веселый, чем-то довольный, и сказал совсем не по-уставному:
— Ну, морячки! Приказ голов не вешать, а смотреть вперед!..
Мы четко перешагнули порог, четко отрапортовали.
Генерал стоял у большого стола, опираясь на неразлучную палку. Широкое скуластое лицо его было неприветливо, светлые выпуклые глаза смотрели на нас испытующе и пронзительно. Я вспомнил Валькины слова, и в животе стало холодно.
— Вольно! — приказал генерал после затянувшейся паузы. — Только орать не нужно, не глухой еще!.. А выправка хорошая… бравые военморы! Николай Васильевич, ты как думаешь?..
У окна на дубовом стуле сидел замполит Косяков.
— Рвутся на фронт, — сказал сипло генерал, — неукротимо рвутся!.. По четыре рапорта накатали! Они думают, у начальника отряда и у командования флотом только и дел читать ихнюю…
Генерал кашлянул, видимо проглотив какое-то крепкое сравнение. Косяков рассмеялся.
— Не злись ты, Иван Кириллович… Четыре — это вполне нормальное явление, я так считаю! Помнишь Шепелева? Тот — десять! Вот это размах! И ведь добился… Я таких людей непреклонных уважаю!
Мы взбодрились и переглянулись. Генерал, скрипя и пристукивая протезом, налегая на палку, прошелся по ковровой дорожке. Мне послышалось, что он чертыхнулся.
— По-твоему, нормальное явление, выходит? — поморщился генерал. — А когда с нас очень нормально командование требует на флот подготовленных специалистов?! У нас разнарядка. Все точней расписано, чем в аптеке! А они вот, вот эти самые военморы, учатся кое-как! Они же лентяи, клешники и «жоржики»! И через ихнее нерадение я получаю от командующего фитиль! Теперь им вздрыгнулось на фронт! Они мечтают, наверное, что маршал Жуков только на них и надеется!..
— Да нет, — возразил Косяков, — ничего они не мечтают… Учеба у них прихрамывает… Но я думаю, они совершенно нормально хвосты подтянут! Так ведь?..
Мы молчали. «Хвосты» подтягивать нам не хотелось, учиться надоело, а в словах генерала «они мечтают» была правда. Мы действительно считали, что наши персоны на фронте крайне необходимы и т. д. и т. п. Честно признаться, стыдно даже спустя много лет рассказывать о тех «подвигах», которые мы собирались совершить, попав на передовую.
— Товарищ генерал-майор! Разрешите! — Валя Жигунов вытянулся в стойке «смирно». — Я думаю, что флот не пострадает, если нас двоих спишут в батальон морской пехоты! Товарищ комиссар, я прошу поддержать наше ходатайство!..
— Скатертью вам дорога! — захрипел генерал и даже стукнул своей клюкой в пол. — Катитесь в пехоту, в летчики, в обоз на дерьмовую бочку, в танкисты, в парашютисты! Хоть в тартарары!
Мы возликовали. Косяков достал из кожаного портсигара папиросу, не торопясь, разминая ее, он с любопытством и доброжелательством смотрел на нас. Начальник отряда неуклюже сел на стул, согнул руками в колене искусственную ногу.
— Только вот я вам что скажу… Ничего-то у вас не выйдет! Война, ребята, я вам по-солдатски и по-отцовски говорю — не кто во что горазд! Война прежде всего — высокая организованность! Огромнейший и тяжкий труд, а не «уря!». И не грудь в крестах, а пот, кровь, смерть! И в данный момент командование поставило перед вами боевую задачу — овладеть воинской специальностью! И вы ее обязаны выполнить! А на ваших рапортах накладываю резолюцию красными чернилами — отказать!
Мы умоляюще уставились на замполита. Косяков посмотрел на генерала, и оба чему-то заулыбались.
— Николай Васильевич, ты не скромничай, — сказал генерал, — ты покажи военморам, покажи!..
— А что, вполне нормально, покажу, — согласился Косяков, — это мой рапорт… на фронт тоже прошусь, а это рука командующего флотом!
Поперек исписанной четвертушки бумаги размашисто, с угла на угол, пробежал жирный карандаш: «Считаю, такого рапорта не было!»
— А ведь какой у него опыт! — сказал генерал гордо. — Ведь он десантник с пяток до макушки!.. Но!..
Когда мы выходили из кабинета, слышали: «Как хочешь, Иван Кириллович, а во вторник время найди! И мундир со всеми орденами…»
Через день или два в коридоре возле поста дневального появилось объявление о комсомольском ротном собрании.
Я срочно помчался в прачечную к Вальке. Он готовился к воскресенью, накрахмаливая «форменки». Одним из пунктов в повестке дня собрания значился наш отчет об учебе. Хвастаться нам было нечем!
— Заболеть бы, — сказал Валька, — ты пощупай лоб, может, у меня температура с утра?.. Нету! И у тебя тоже холодный… А вдруг у нас животы схватило?..
— Вполне! — согласился я. — Может быть, у нас аппендицит?..