— Неужто ты считаешь, что зря мы пели и поем в «Интернационале»: «Никто не даст нам избавленья — ни бог, ни царь и не герой»?
— Да при чем тут боги и цари, если я о русском зодчестве говорю, о великом таланте народа нашего, комиссар!
— Стыдись, Павел! — взорвался блондин. — Кавалер двух боевых орденов, лучший рубака полка — и такие речи. Доведись до меня, я бы этот собор все-таки взорвал, — за кончил он. — И никак иначе я на него не смотрю, как на место отправления культа и религиозного одурманивания людей. А впрочем, постройка действительно занятная, — согласился вдруг он и, запрокинув голову, стал рассматривать громадное здание собора с его куполами, под которыми виднелись черные чугунные колокола.
Дух захватывало у человека, стоявшего рядом с собором и глядевшего ввысь. Так и казалось, будто позолоченные купола, осененные тонкими крестами, уходят в голубое распахнутое небо, а его самого пошатывает от этого ощущения и грудь, наполненная воздухом, туго звенит.
— Чудак ты чудаком, Тарас Карпович, если этакой красотищей восторгаться не умеешь, — усмехнулся Павел Сергеевич. — Это же великое зодчество.
— А я никаких институтов искусств не проходил, — огрызнулся блондин, — я комиссар полка, и только. На гражданской моя задача была боевой дух да ненависть к врагу у красноармейцев воспитывать, боевой порыв подымать. И точка. Кажется, это у меня получалось, командир?
— Получалось, — не сразу ответил Павел Сергеевич, — однако полагаю, что для того, чтобы теперь быть комиссаром полка, этого мало.
Тарас Карпович натянуто расхохотался:
— А что? Разве теперь красноармеец из другого теста пошел?
— Еще не пошел, но пойдет.
— Как это так, объясни.
— А так, что лет через пять-десять в армию начнут приходить совсем другие хлопцы. Они тоньше и образованнее нас с тобою будут.
— А нас куда же? — оторопел комиссар кавалерийского полка. — Нас — тебя и меня? Или это уже ничего не будет означать, как мы за власть Советов рубились, как Сиваш вброд переходили и как сам его превосходительство барон Врангель пятки от нас смазывал? Чего-то ты темнишь, командир. Мне так кажется, наше Советское Отечество по гроб жизни будет уважать таких бойцов революции, как мы с тобой.
— Будет-то будет, — разглядывая прищуренными глазами прихожан, потянувшихся редкой цепочкой к раскрывшимся резным дверям собора, согласился командир полка. — Да только знаешь, что я тебе зараз скажу, дружище? Революция в нашей преданности не сомневалась и не усомнится. Однако ответь мне на такой вопрос. Предположим, что ты три года не качался в седле и вдруг получил приказ вести боевой полк в атаку, да еще на рысях к тому же. Удержишься ты в седле или нет?
— Разумеется, нет, потому как без тренировки…
— И на посту командира полка не удержишься, если знать будешь меньше, чем парни, что в твой полк придут с гражданки после семилеток, а то и с рабфаков.
— Ну, командир, подвел базу, — рассмеялся Тарас Карпович и добродушно отступил. — Выходит, в сегодняшнем споре ты на сто процентов прав. На одних орденах боевого Красного Знамени всю жизнь не просуществуешь. Башку действительно новыми знаниями надо освежать. А то вот нынче ты упомянул, что собор новочеркасский в византийском стиле построен, а думаешь, я знаю, что такое византийский стиль? Ты мне сегодня вечером всенепременно пояснения на сей счет дай.
— Дам, Тарас, обязательно дам, — улыбнулся Павел Сергеевич.
— Ну вот. Узнаю настоящего боевого друга. А сейчас ты куда?
Командир полка усмехнулся, поправил на гимнастерке скрипучие ремни.
— Эх, Тарас, Тарас! Да разве ты забыл, что я здешний?
— Нет, помню. Меня прихватишь? — нерешительно осведомился комиссар.
Командир полка отрицательно покачал головой!
— Нет, Тарас.
— Значит, от ворот поворот? Вот с таких разногласий наверняка и начиналось расслоение первобытного общества на классы.
— Не серчай, Тарас. Наше с тобой сообщество ни один Врангель поколебать не был в состоянии. А уж теперь, когда мы власть свою утвердили, кто же может. Но сегодня ты меня извини. Мы с братом больше двадцати лет не виделись. Что с ним, какой он? Сам понимаешь, в этом случае первая встреча свидетелей не требует.
Комиссар поправил выбившийся из-под буденовки светлый чуб, сконфуженно сказал:
— Прости, не подумал. Извини за бестактность.
— Ничего, — улыбнулся Павел Сергеевич, — на утреннем построении я уже буду присутствовать. А если заночую, начальник штаба пускай его проведет.
— Значит, у тебя здесь брат? — спросил комиссар.
— Да, брат Сашка.
— Он в гражданской был у белых или у красных?
— По моим данным, ни у кого.
— То есть как это ни у кого? — озадачился комиссар.
Павел Сергеевич усмехнулся:
— А ты, Тарас Карпович, полагал, что в гражданскую весь мир людской был поделен на белых и красных?
— Естественно, — послышался твердый ответ. — Когда совершается революция, так быть и должно.
Командир полка задумался.
— А знаешь, дружище, на этот раз ты в основном и прав. Однако есть еще небольшая категория соотечественников, которые, пока мы с тобой рубились против того же Врангеля, вообще не брали в руки оружия. Ни холодного, ни горячего.