Читаем Новое индустриальное общество полностью

Интуитивное ощущение опасности, заложенной в сочетании экономической и государственной власти, вполне обоснованно. Это, можно сказать, и является темой данной книги. Опасность, однако, угрожает не с той стороны, откуда ее ожидали консерваторы. Они боялись, что государство может вытеснить и разорить энергичного, делающего деньги предпринимателя. Они не замечали, что преемники этого предпринимателя все теснее объединялись с государством и были довольны результатами. Да и ограничение своей свободы было принято ими с энтузиазмом. Это ограничение отчасти заключается в подчинении отдельной личности требованиям организации, отчасти вполне укладывается в классические правила коммерческой расчетливости. Вероятность того, что президент «Рипаблик авиэйшн» станет публично критиковать командование военно-воздушных сил или хотя бы беспристрастно судить о нем, незначительна. Ни один из современных руководителей «Форд мотор компани» ни за что не будет реагировать на предполагаемое безрассудство Вашингтона с такой же безоглядной резкостью, как это делал в свое время ее учредитель. Никто из тех, кто возглавляет «Монтгомери Уорд», не станет теперь высказывать полное пренебрежение к президентам США, как это делал Сьюел Эйвери. Возможно, что это отчасти объясняется изменением нравов. Но сдерживающим фактором служит здесь и сознание того, что «на карту поставлено слишком много».

Проблема не сводится, однако, к свободе бизнесмена. Представители делового мира много говорили в прошлом о свободе. Но можно считать правилом, что те, кто больше всего толкует о свободе, меньше всего склонны пользоваться ею. Высокопоставленный корпоративный администратор, разглагольствующий о свободе личности, предусмотрительно представляет свои речи на просмотр с целью удаления спорных слов, фраз и идей, как и подобает делать дисциплинированному работнику организации. Генерал, который говорит своим войскам (и всему миру), что они находятся на переднем крае борьбы за свободу,— это человек, всегда охотно подчинявшийся армейской дисциплине. Высокопоставленный работник государственного департамента, с жаром восхваляющий достоинства свободного мира, без чувства меры восхищается правоверным характером собственных взглядов.

Опасность, угрожающая свободе, заключается в подчинении общественного мнения нуждам индустриальной системы. Государство и индустриальная система действуют здесь заодно. Эта опасность уже была определена нами, равно как и средства, необходимые для того, чтобы свести ее к минимуму.

6

Если мы и впредь будем исходить из того, что цели индустриальной системы — увеличение выпуска продукции, сопутствующий рост потребления, технический прогресс, господство тех представлений о государственной политике, которые служат укреплению индустриальной системы,— исчерпывают все задачи человеческой жизни, то все, чем мы живем, будет служить этим целям. Все, что совместимо с этими целями, мы будем иметь или нам разрешат иметь; все остальное будет недоступно. Нашими потребностями будут управлять в соответствии с нуждами индустриальной системы; политика государства будет подвергаться тому же влиянию; образование будет приспособлено к требованиям индустриальной системы; правила поведения, диктуемые потребностями индустриальной системы, станут обычными моральными нормами человеческого общежития. Все прочие цели будут представляться манерно-изысканными, второстепенными или антиобщественными.

Мы будем обязаны служить целям индустриальной системы. Вдобавок государство будет навязывать их своим моральным авторитетом, а в какой-то степени, возможно, и юридической властью. Все это в целом выльется в конечном счете не в жестокое рабство плантационного работника, а в мягкое рабство домашней работницы, приученной любить свою хозяйку и рассматривать ее интересы как свои собственные интересы. Но это не будет свободой.

Если же, напротив, индустриальную систему рассматривать лишь как часть — и притом относительно уменьшающуюся — сферы деятельности человека, то оснований для беспокойства станет гораздо меньше. Эстетическим целям будет придаваться большое значение, люди, которые служат им, не будут испытывать на себе давления целей индустриальной системы. Сама индустриальная система будет подчинена требованиям этих сфер жизни. Образование станет самоцелью, а не средством подготовки к более успешному обслуживанию индустриальной системы. Над людьми не будет довлеть ложная вера в то, что, помимо целей индустриальной системы — помимо производства товаров и получения дохода с помощью все более совершенных технических методов,— в жизни нет ничего важного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука