Новое. Любимое (сборник)

– Нет, честно говоря, не думал. Поскольку я работал стоматологом, никакой материальной заинтересованности в этих цепочках у меня не было. А ее таланты и женское обаяние при первой встрече не разглядел.

– А чем же я поразила при второй встрече?

– Тем, что ты могла так много выпить! Я видел, что тебя за это очень уважали японцы. И я решил на втором свидании тебя проверить. Друзья продолжали упорно нас сватать, деваться было некуда.

– А мне ты так не понравился, что я просто решила забыться и выпила как следует. Чтоб не видеть с кем, чтоб расплылось! А потом ты стал по мне скучать?

– Не скучал, я не люблю пьяных. Мне было уже тридцать семь, и мама мечтала сдать сына на руки женщине, которая будет не хуже ее обо мне заботиться.

– Да, а я, рискуя жизнью, просто купила ему в «Березке» японскую дубленку. Тут он и понял: куда ж деваться! И лыжи купила, чтобы мы встречались.

– Лыжи купил я! Кому вы верите: мне или ей? Когда я сказал, что будем ходить на лыжах, она тут же позвонила Галине Борисовне Волчек: «Какой ужас! Он зовет меня кататься на лыжах!» А когда собрались летом в поход, я долго объяснял Ларисе, как складывать вещи в рюкзак. Но она полюбила эти походы, полюбила и лыжи. Наверное, и меня…

Продолжаю рассказ. Друзья пригласили меня отдохнуть в Сухуми. Аркадий Хайт, Александр Левенбук и Лион Измайлов поехали с женами, а я одна. Жили в симпатичном домике у моря. По вечерам ходили в город прямо по железнодорожным шпалам. Впереди шли три парочки, а сзади плелась я. В какой-то день мне стало грустно, я взяла листочек бумаги и нарисовала картину: шпалы, рельсы, шесть человечков идут парами, а я, седьмой, сзади плетусь. И коротко приписала: «А я хожу сзади одна…» Запечатала конверт и отправила письмо этому жутко не понравившемуся типу. Он тут же приехал ко мне в Сухуми! В Москву мы вернулись абсолютно близкими людьми.

Заканчивался сентябрь. Папа, познакомившись с Давидом, сказал: «Если ты его упустишь, считай, что зря живешь на свете!» Я потихоньку смирилась с тем, что он высокий, что немножко медленно говорит, зато он очень интересно рассказывал о театре, искусстве. Не скажу, что была сильно влюблена, но почему-то хотелось быть с ним рядом. Потом наступил октябрь, затем ноябрь… Мне уже тридцать первый год, и я прекрасно понимала: если мы быстро не определимся насчет замужества, это опять зависнет. И тогда я решила пойти на хитрость. И купила лыжи. Думаю: «У нас будет повод встречаться». Заготовила фразу, которую собиралась сказать: «Знаешь, наступают холода, встречаться нам негде, будем ходить на лыжах». А когда мы встретились, первым начал Давид: «Знаешь, наступают холода, а встречаться нам негде, давай поженимся». Я иногда думаю: как хорошо, что все мои предыдущие попытки выйти замуж рухнули и я встретила свою судьбу! С Давидом мы вместе вот уже тридцать лет. Ведь именно мой муж вправе назвать себя моим «крестным отцом» в поэзии… А началось это так. На дни рождения Давиду я всегда писала стишки. Однажды он спрашивает: «Тебе никогда не говорили, что ты талантливо пишешь?» Я только отмахнулась. Шесть лет он меня уговаривал заняться этим серьезно. Однажды к нему на прием пришел композитор Володя Мигуля. Сидит в кресле со слепком во рту, а муж говорит: «Моя жена пишет замечательные стихи. Хочу вам показать». Володя не посмел отказаться – слепок-то во рту так может и остаться! Вот он и дал мне задание написать песню. В это время я как переводчица поехала с группой японцев в Сочи. Пошла гулять по пляжу и все думала: о чем писать? И тут нашла билетик в кино. Там стояло число прошедшего лета. И родились строчки: «Не в сезон, в начале марта, я приду на пляж забытый. Прошлогодние приметы я у моря поищу…» Придумала еще три куплета и отдала Мигуле. Он прочитал и сказал: «Вы скоро будете ездить на белом «Мерседесе»!» Прошло полгода. Звонит Мигуля: «Быстро включай телевизор!» Там Толкунова пела мою песню. С этого момента я перестала быть тем, кем была до тех пор… И стала поэтессой. А до этого я работала переводчиком с японского… Почему именно с японского? Когда я получила диплом учительницы русского языка и литературы, количество преподавателей на душу населения учеников зашкаливало. Меня приняли в школу старшей пионервожатой с правом преподавания в пятом классе. На первый же открытый урок пришла комиссия из РОНО. Мы проходили сказку «Морозко». Я объясняла детям, что единственный положительный герой сказки – собачка, которая правду о злой мачехе и ее дочке тявкала. После урока в учительской мне объяснили: «Собачка в советской школе положительным героем быть не может. Это возмутительно! Больше никаких уроков!» Дома я весь вечер рыдала. Расстроенная моим провалом мама читала «Вечерку» и вдруг говорит: «Ларис, гляди: объявление на курсы японского. Ты у нас чудная – что другие не могут, ты сможешь!»