Новое место жительства (СИ)

   Граф фон Глэйхен из Эрфурта войско собрал,[17]
   Чтоб неверных на землях святых побороть.
   Много подвигов славных он там совершал,
   Но готовил ему испытанье господь.
   Наводил он ужас на врагов,
   наводил он ужас на врагов,
   Но попал к сарацинам в оковы
   Граф фон Глэйхен, имперский граф.
   Стал у знатного он сарацина рабом
   И поставлен за садом господским смотреть.
   Не надеялся больше увидеть свой дом
   И в отчаяньи глубоком хотел умереть.
   Поливал цветы, в горьком рабстве стенал,
   поливал цветы, в горьком рабстве стенал,
   И к спасенью пути не знал
   Граф фон Глэйхен, имперский граф.
   Но его господина прекрасная дочь
   Тайно нежный бросала на пленника взор
   И стыдилась открыться, чтоб графу помочь,
   Но свершиться был должен судьбы приговор…
   И стыдливость исчезла — пришла любовь,
   и стыдливость исчезла — пришла любовь,
   Вот оковы упали! Свободным стал вновь
   Граф фон Глэйхен, имперский граф.
   Изумлённый граф клятву верности дал -
   И достигли они христианских стран.
   Со слезами он землю родную узнал…
   Но в сердце графа нет места обману.
   Государя встречает счастливый народ,
   государя встречает счастливый народ,
   Сарацинку в свой замок ведёт
   Граф фон Глэйхен, имперский граф!
   Вот графиня стремится в объятья его…
   Но на стройную спутницу граф указал:
   «Эта дама супруга спасла твоего.
   Я ей клятву верности дал.»
   Сарацинка, рыдая, графиню молит:
   «Госпожа, пусть я буду твоею рабой!»
   Но графиня с улыбкою ей говорит:
   «Отныне мы сёстрами стали с тобой!»
   Мой супруг твоим супругом стал,
   мой супруг твоим супругом стал,
   И с любовью обеих к сердцу прижал
   Граф фон Глэйхен, имперский граф…
   …Их хранила любовь — и блаженный покой
   Графский дом на Петровой горе посетил,
   Небесам был угоден союз их тройной
   И сам Папа указом его утвердил.
   До глубокой старости прожил он,
   до глубокой старости прожил он,
   И с супругами верными был погребён
   Граф фон Глэйхен, имперский граф…

   …Юрка закончил играть, и сидел, держа гитару на коленях. А я был, если честно, заворожён музыкой и песенными повторами. Конечно, я знал об эффекте повторяющихся строк в стихах — рефрене, это штука, древня, как мир! — но попал под его обаяние полностью.

— Здорово, — сказал я наконец.

— Ты играешь в сто раз лучше, — покачал он головой.

   Я пожал плечами, хотя мне приятно было это слышать. И, чтобы не показывать виду, кивнул на грамоты и кубки:

— У вас в школе хорошие спортсекции?

— Неплохие, — Юрка положил гитару на подушку. — Только мало кто занимается.

— А вообще — как?

— Да как везде, наверное… — сказал он, поглядывая в окно. — Бардак… Кто бухает, кто травку курит, кому просто ни до чего… Или, — он перевёл взгляд на меня, — ты-то, наверное, учился — там было всё чики–чики? Сплошь учились будущее нации и надежда бизнеса?

— Было чики–чики, — не стал отрицать я. — В этом отношении. Но теперь я там не учусь.

— Да, — он смерил меня долгим взглядом, — теперь ты учишься здесь.

— Ты пишешь книгу? — решился я задать этот вопрос. — Ты прости, я ночью прочитал пару листов…

— А? — он посмотрел на стол. — Да, пишу, только не получается.

— По–моему, неплохо получается, — возразил я. Юрка секунду смотрел удивлённо, потом улыбнулся:

— Да нет, я не про это. Написано, может, и неплохо. Просто времени не хватает. Кусков разных много настрочил, а вместе их собрать — руки не доходят.