– Плед принесите, – крикнул я и со всех ног бросился в низ. – Леся… Любимая, – проверил пульс: слабый, но есть.
Я взял её на руки – она даже не шевельнулась, руки повисли безжизненно, голова откинулась назад. Сердце сжалось, когда мои глаза увидели её бездыханное тело. Господи, она вся в крови, ссадинах, царапинах.
Я вышел с ней на руках из подвала, на меня все смотрели с сожалением и сочувствием. Виталик смотрел на Лесю с болью в глазах, Миша стоял с пледом в руках, не зная, что делать.
– Она жива, – сказал я, поняв их ступор. Я бы тоже не понял, если бы не прощупал пульс. – Скорою вызовите, – Миша кинул плед, накрывая изувеченное тело моей любимой женщины. Её дыхание было еле слышно, бинт на левой руке окрасился красным, бедро кровоточило, губа разбита, пол-лица синее и опухшее.
Это я виноват! Я не защитил её! Я не доверял ей! Я оставил её там! В квартире! С ним! Я виноват!!!
Я сел с ней на руках на диван, качался и шептал ей, что всё будет хорошо.
Всё должно быть хорошо, она не может так поступить, не может оставить меня одного.
«Борись, милая. Пожалуйста, борись. Я здесь, я рядом».
Припал губами к её лбу и закрыл глаза, не давая влажности в них затуманить взор.
Глава 16 Новое начало
Леся
Всем известная мелодия Шопена тихо звучит в моих ушах. Ощущение, что я лёжа летаю. Руки скрещены на груди, режущий до костей холод окутал моё обессиленное тело. Через страшные ноты похоронного марша слышны вопли, всхлипы и громкий плач. Открываю глаза: тёмное небо, грозовые тучи и мигающие молнии, но в воздухе не пахнет дождём, пахнет… лекарствами. Меня куда-то везут, рядом в медленном темпе проплывают обнажённые деревья.
Руки не поддаются, не хотят размыкаться. Я привстала, чёрное платье скрывает меня всю. «Почему чёрное?». Я… в гробу, в белом красивом гробу. Посмотрела направо: «Мама», крикнула я, но рот мой не открылся, руки не потянулись, они прилипли к груди.
«Кто все эти люди?»
Мама идёт рядом с гробом и тихо плачет в платок. Оксана держится за локоть Макса, нашего программиста и вытирает мокрые щёки. Алиса тоже идёт рядом со своим братом. Тётя Оля с двумя гвоздиками поддерживает маму. Позади них медленно шагает Олег, он подавлен. А больше я никого не знаю.
«Почему они здесь?»
Марк! – он идёт последним, руки в карманах белых брюк… он в белом… с головы до ног. Он остановился, и все встали будто по сигналу, как безжизненные манекены в магазинах. Марк поднял глаза на меня, смотрел долго, его стеклянные глаза ничего не выражали.
– Почему? – спросил его холодный голос. Это было странно: его губы не шевелились, но я чётко услышала его голос. – Почему ты это сделала? – прозвучал его голос в моей голове, а на его лице никаких эмоций.
«Прости меня», – хотела я сказать, но не смогла.
– Я бы приехал, я бы спас тебя, – продолжал голос обвиняющими нотками. – Ты не подумала о нас? Тебе было за что бороться, Ира…
«Ира?» – он назвал меня моим именем.
«Я думала, я только о вас и думала. Услышь же меня. Пожалуйста» – я кричала в голос, но звука не было.
– Мамочка, – услышала я голос своего сына. Резко повернув голову, я увидела его, моего мальчика. Он сидел рядом со мной… в гробу.
НЕЛЬЗЯ!
«Выходи из гроба, немедленно!»
– Мамочка, не уходи, пожалуйста, – сказал мой мальчик очень ясно, хотя он не умеет говорить так хорошо. – Мне не нравится эта кроватка, мамочка, давай встанем из неё, – он протянул свою маленькую ручку, я приняла её, а сын встал, улыбнулся и… исчез, растворился в воздухе.
«ДАВИД!» – крикнула я и прыгнула в пустоту.
Резкая боль во всём теле заставила открыть глаза… Свет… яркий… голос… незнакомый…
– Тише, девушка, – с трудом различила слова. – Не нужно таких резких движений… – сказала девушка… медсестра.
– Давид, – шепнула я осевшим голосом.
– Я сейчас врача позову, – врач? Я огляделась – больничная палата. Я в больнице. Это всё было неправдой… ужасный сон.
– …И вашего мужа, – перепугала меня медсестра.
– Нет, не надо, – взмолилась я, пытаясь подняться, но мне не удалось.
– Девушка, лежите, вам нельзя вставать, – с нотками строгости сказала девушка и, погладив мои плечи, повернулась и вышла за дверь.
Не успела я окончательно прийти в ужас, как дверь в палату резко отворилась, и зашёл Марк. Шок и облегчение разогнали страх.
– Солнышко, – Марк с улыбкой сел на колени возле кровати и, взяв мою руку в свои горячие ладони, начал целовать её, согревая тёплым дыханием. – Ты как? – спросил он, гладя меня по волосам.
– Марк, – с вздохом произнесла я, и слёзы покатились по щекам.
– Тише, солнце моё, не плачь. Всё хорошо, я рядом, – он улыбался, а глаза были наполнены болью, сожалением и усталостью.
– Прости, – шепнула я сквозь душащие слёзы.
– Не надо. Тебе не за что просить прощения. Это ты меня прости, что я так долго, – он вновь поцеловал мои слабые дрожащие палицы. В палату зашёл врач.
– Здравствуйте, – мужчина в возрасте обошёл кровать и устроился на стуле с другой стороны. – Как самочувствие? – спросил врач, изучая что-то в папке.
– Не знаю ещё, – честно ответила я. – Болит… всё, – сказала то, что успела почувствовать.