Я нехотя взял сыр с булки, откусил и сделал маленький глоток кофе. Желудок отреагировал незамедлительно, и попытался вернуть все обратно на стол, так заботливо собранный моим другом.
Я чертыхнулся, и отодвинул чашку и бутерброды.
-Ну, как хочешь. -Киря запихал в рот целый кусок булки с сыром и сделал большой глоток кофе. -А теперь стартанули! -Пробурчал он жуя, и направился в прихожую.
Я двинул за ним, и под звуки не смотря ни на что урчащего живота, принялся натягивать кеды.
-А что хоть было-то? А то я ни хрена не помню.
-Да ни хера не было! Последнее деньги пропили! Даже оказавшиеся у тебя хрен знает откуда, сверх оклада бабки! Ты спросишь, как это возможно? Ну так, - бухая двадцатилетний виски и коллекционную водку, в связи с принятым решением хорошенько гульнуть, проводя все старое, перед началом нового жизненного пути, возможно и такое. Да и насрать. Это уже в прошлом, так что забудь! Впереди - новое начало! Глянь по карманам, на проезд там у тебя как?
Я одел куртку и залез в карман. Он отозвался звоном монет, и я вытащил горсть мелочи.
-Ну и заебись, главное до места добраться, а бабки старик сказал, за работу будут уже завтра днем.
-Ммммм. -Протянул я, выходя на лифтовую площадку и пока Кирюха запирает дверь, нажал на кнопку вызова. Лифт со скрипом поднялся на этаж и распахнул двери, осветив темную этажную площадку. Мы жмурясь зашли в кабину.
-Далеко ехать-то? -Я ткнул на кнопку первого этажа.
-Не, до старухи (ст. "метро старая деревня"), а там пешком малясь.
-Это "Серафимовское" что ли? -Только сейчас я понял, что согласившись на эту работу, я так ни разу и не удосужился поинтересоваться, где именно нам предстоит трудиться.
-Угу, так что, если что до дома рукой подать! Ну, шмотки там постирать, помыться и тому подобное. Но в первое время, особо на это не рассчитывай. Иваныч сказал платить будет хорошо, но на первое время о выходных можно и не мечтать. Пока нам сменщиков не найдет. А это не так-то просто, так как последнее время землекопы долго на этом месте не задерживаются. Как и их предшественники. Еще и пущенная ими молва, мол каждый кто там могилы роет, дольше недели не тянет... Вот и те, к кому мы сменщиками прийти должны были, пропали с концами. Но дед говорит, что хрень все это, белка самая обыкновенная, от их пьянства беспробудного, да созерцания горя людского, одолевает, вот они даже по среди ночи на лыжи и встают, а потом пойми где их искать!
-Ну не за неделю же.
-А никто о неделе и не говорит! Ты россказням верь больше!
Выйдя из подъезда, мы шли сквозь морозную утреннюю темень к остановке.
-Да и мы то с тобой Олежа, ведь не трусливых кровей, а? -Он хлопнул меня по спине, от чего меня проняло холодом и я засунул руки поглубже в карманы, надеясь что в них хватит тепла, на то, чтобы согреть меня целиком.
-Пох вообще, главное чтоб лаве платили!
-Ну, а я о чем! -Он еще раз легонько толкнул меня локтем и побежал к только что подъехавшей маршрутке.
Я последовал его примеру, и отсчитав на ходу от своей пригорошни монет 70 рублей, влетел в теплый, наполовину забитый людьми, - салон автобуса. Высыпав отсчитанную часть своих сбережений в раскрытую ладонь водителя, мы протиснулись к окну и прильнули лбами к холодному стеклу в ожидании начала движения.
До места назначения, мы доехали молча. В прочем как, и не говоря ни слова, дошли до ворот кладбища. И только зайдя внутрь, Киря предупредил меня о том, что дядька его, проработав много лет (но ни единого раза за все это время, не притронувшись, к могильной лопате) на этом месте, бывает очень своеобразен, и чтоб я ничему не удивлялся. Мы пошли по прямой тропе, идущей мимо огромного количества захоронений, пока не дошли до внушительных размеров церкви, рядом с которой стоял ларек, где продавали всякую церковную утварь, недалеко от которого, спрятавшись под ветвями старых деревьев, стояла сторожевая избушка.
-Нам сюда! -Мой друг развернулся, и зашагал к уже покосившемуся от времени строению, из маленького окна которого, сквозь темноту зимнего утра пробивался слабый огонек. Он распахнул дверь и уверенно зашел внутрь. Я зашел следом. Мы прошли по скрипучему деревянному полу, в единственную, размером со строительный вагончик комнату. В трех углах комнаты, стояли две раскладушки и один самодельный топчан, укрытые может когда-то и бывшие белыми, но сейчас серо-черными простынями, со свернутыми вместо подушек ватниками и заменяющими одеяла - разорванные на куски и сшитые между собой - старые свитера и неподдающиеся с первого взгляда опознанию предметами одежды. По среди комнаты стоял довольно большой стол, с судя по всему сохранившейся еще со сталинских времен, горящей керосиновой лампой; одиноко стоящей по средине стола в окружении видавших те же нелегкие времена трех стульев. На одном из которых восседал, довольно потрепанный, бородатый, на первый взгляд уже преклонных лет старик. Он сидел не двигаясь и пустым взглядом смотрел на уже до половины початую бутылку путинки, рядом с которой стоял грязный граненый стакан.