Новое назначение (СИ)

— Нет, Егор Матвеевич ушел, или как я недавно узнал — «его ушли», в мае пятнадцатого года, а на смену ему пришел генерал-майор Мочалов. Фагоринского вынудили уволится, потому что он начал проявлять интерес к библиотекарю. Но Егор Матвеевич передал свои материалы преемнику, а генерал, хотя и в меньшей степени, но тоже занимался Зуевым.

— Интересно, а куда могли подеваться материалы Мочалова? — не то спросил, не то подумал вслух я.

— Насколько я помню, товарищ Лукьянов — начальник Архангельского ЧК, при аресте генерала изъял из его квартиры все рукописи и бумаги. Скорее всего, там имелись и материалы по Зуеву. По крайней мере, копии писем, что мы снимали с писем директора библиотеки, я передавал генералу. Официально нам вообще запретили трогать Платона Ильича, но неофициально, знаете ли, мы по нему работали.

Фамилию Лукьянова я уже слышал. А бумаги, вероятней всего, чекисты отвезли на улицу Лютеранскую дом семь, где тогда размещалась ЧК. После захвата города интервентами и белыми, в здании Архчека располагались и штаб, и еще какие-то организации. Искать теперь бумаги, изъятые у Мочалова, бесполезно. Но может попробовать? Надо только уточнить, кто сейчас занимает здание. Уж не штаб ли бригады, где служит мой друг комиссар? Ладно, отправлю туда кого-нибудь из ребят, пусть пошарят по чуланам, по чердакам. Шансы, что удастся что-то найти, близки к нулю, но что я теряю?

Когда я вошел в должность, то пытался отыскать хотя бы какие-то следы своих предшественников, стоявших у истоков Архангельской ЧК. Но, увы. Кто погиб, защищая город, а кто был позже расстрелян или замучен в концлагере. Одно могу сказать — парни и девчата (в составе Архчека аж три девушки!) труса не праздновали, и дрались до конца. А ведь ребята раскрыли злосчастный заговор за неделю до переворота и, вполне бы могло так случиться, что никакого вторжения и не случилось. Просто, из-за недостатка опыта они чуть-чуть поспешили, арестовав второстепенных лиц, позволив скрыться настоящим главарям вроде Чаплина.

Но я все равно их всех отыщу, пусть даже мертвых. Все-таки, есть надежда, что хотя бы кто-нибудь остался в живых. Мало ли, как могла сложиться судьба.

— Увы, Владимир Иванович, по Зуеву я вам ничего не могу сказать и ничем не смогу помочь, — развел руками отставной ротмистр.

— А что с генералом Мочаловым? — поинтересовался я. — Его Архчека не расстреляло?

— Он теперь не то во Франции, не то еще где-то. Арестовать-то его арестовали, но даже допросить толком не успели. В августе началось вторжение, стало не до него. А потом генерал взял семью, сел на ближайший корабль. Мы ему говорили, что нелепо уезжать из страны, если большевики вот-вот падут, но генерал сказал, что большевики никуда не денутся, а падем мы.

— Значит, по карточкам ничего, — подытожил я.

— Пока ничего, но может, впоследствии что-то и выясним, — утешил меня бывший ротмистр. — Почтовая карточка может быть и проверкой связи — дескать, информация получена. В этом случае открытки можно смело хранить, не находя в них никакого потаенного смысла. А еще возможен вариант, что иллюстрация служит неким приказом — обратить внимание, выяснить, и так далее. Агент мог заранее иметь некую книгу с условными картинками или с их описанием. Получил открытку, смотрит рисунок, а там уже готовая схема действий, или определенный приказ. В общем, тьма вариантов. Но, коль вариантов тьма, то мы исходим из принципа Оккама.

— Выбираем самый простой и считаем, что открытка, это всего лишь сигнал агенту, что его информация получена, — кивнул я, давая понять экс-ротмистру, что мы тоже почитывали не только классиков марксизма-ленинизма, но знакомы и с трудами более древних философов. Правда, только в цитатах.

Я шел и мечтал, как стряхну с плеч все эти начальственные заморочки и возьмусь-таки за интересное дело. И с Зуевым бы хотелось поставить точку, пусть он теперь и за пределами Советской России, и с его агентурой. Надо бы кого-нибудь из ребят, кто потолковее, специально отрядить по этому направлению. Пусть библиотеку изучают, квартиру Платона Ильича (мне не до нее), отрабатывают все архангельские связи библиотекаря. Что-нибудь да найдут. Только, кого? Может, Кирилла?

Впрочем, размышления и воспоминания не помешали мне заметить, что между домами скользнули две какие-то странные тени, пытавшиеся избежать освещенных мест. Впрочем, в апреле двадцатого года в десятом часу вечера освещенных мест в нашем городе маловато.

Разумеется, можно предположить, что в меня влюбились две отчаянные архангельские гимназистки, провожавшие до дома объект их воздыханий, но, если следовать многомудрому Уильяму из Оккамы, меня снова собираются убивать.

Как бы невзначай я сунул руку в карман и снял браунинг с предохранителя. До места, где я продолжал квартировать, оставалось всего ничего, но путь проходит по открытому пространству, а впереди еще один дом. И там, по логике, должен быть кто-то еще. Скорее всего, меня собираются взять в классические «клещи». Это простое совпадение или меня давно караулят?