Я, ругая себя и чайку-параноика последними словами, уже пошёл было обратно. Когда вдруг вспомнил. Вспомнил, как обычно поступал я — если мне нужно было в неурочное время покинуть корпус. И сделать это так, чтобы меня не хватились…
Я присмотрелся к тому, кто лежал на кровати. Сосредоточился, постаравшись почувствовать магию.
И тут же понял, что прав. В кровати лежал не Жорж. Там лежала скрученная из покрывала кукла.
Великий князь Борис Александрович, дабы усыпить бдительность наставника, мог себе позволить оставить в своей кровати телохранителя. Мы, простые смертные, в чьём распоряжении телохранителей не водилось, использовали для этой цели покрывала. Я и сам время от времени так делал — например, четыре часа назад, перед тем, как отправиться на встречу с цесаревичем.
Наставников, не владеющих магией, этот фокус мог обмануть. Я же мгновенно понял, что Жоржа в комнате нет. Если бы он действительно был там — я бы почувствовал его магию. Но в комнате не было людей.
Хм-м. Забавно. И где же ты шляешься, интересно?..
Поразмыслив ещё немного и поняв, что обнаружить следы Жоржа прямо сейчас уж точно не смогу, а через две-три минуты, когда появится наставник, искать нужно будет не следы, а оправдания какого чёрта я делаю ночью под чужой дверью, я вернулся к себе и лёг в кровать.
Вскоре над перегородкой взметнулись два могучих крыла. Чайка по имени Джонатан Ливингстон, честно исполнившая свой долг, вернулась и прошествовала на место, под парту. Устроилась на подстилке из старой шинели так, словно никуда не улетала. Ещё через две минуты в комнату заглянул обозленный наставник.
— Господин Баряти… — начал было он.
И осёкся. Я лежал в кровати и притворялся спящим. Джонатан сидел под партой и притворялся самой благовоспитанной чайкой в мире.
Объективно, будить меня и выговаривать за то, что фамильяр ведёт себя непотребно, наставнику вышло бы — себе дороже. Разбуженный спозаранку, разгневанный аристократ — это разгневанный аристократ, будь он хоть трижды юнец-второкурсник. Жорж Юсупов, по слухам, если ему что-то не нравилось, мог и сапогом по роже зарядить, и магией шарахнуть. Я себе такого, конечно, никогда не позволял — ну так и в половине пятого утра никто из наставников меня до сих пор не будил.
Чёрт его знает, этого Барятинского. Растолкать сейчас Гаврилу и заставить убрать с Юсуповского порога чаячье безобразие — всяк проще и безопаснее, чем будить меня…
Наставник чуть слышно выматерился и закрыл дверь с наружной стороны.
Я выдохнул. Надеюсь, на этот раз всё-таки засну до утра. Над тем, куда подевался Жорж, буду ломать голову завтра.
Утро в академии начиналось с зарядки. Мы выстраивались у себя на этаже в длинном, просторном коридоре и под руководством учителя гимнастики выполняли упражнения. Таким образом достигались сразу две педагогические цели: наши юные тела заряжались бодростью, а наставники могли аккуратно, не ущемляя аристократического достоинства, пересчитать подопечных по головам. Убедиться в том, что никто из нас за ночь не сбежал, не вышел в окно, не обратился волком или летучей мышью и даже не спрятался под кровать — в надежде, что его не заметят и дадут подрыхнуть ещё хотя бы пять минут.
Во время зарядки я поглядывал на Жоржа. Ну… Что и требовалось доказать. На построении появился в последнюю секунду, злой, как чёрт, с красными от недосыпа глазами.
Споткнулся о порог, едва не упал и наорал на подвернувшегося под руку Гаврилу. Так экспрессивно, что я пожалел об исчезновении с порога привета от Джонатана. Если бы сюрприз остался — Жоржа, наверное, со злости вовсе удар бы хватил. И вопрос с последней просьбой его покойного отца решился бы сам собой. Эх-х-х…
Не сказать, конечно, что все остальные курсанты от души радовались подъёму в шесть утра. Исключением был разве что Андрей Батюшкин — который, по собственному почину, поднимался ещё раньше, чтобы перед зарядкой провести процедуры закаливания. И не сказать, чтобы Жорж обычно являлся на зарядку в каком-то другом настроении. Но, тем не менее — в том, что Жорж не почивал, как паинька, всю ночь в своей кроватке, я был теперь более чем убежден.
Завтрак прошёл оживленно. Обычно курсанты во время приёма пищи переговаривались негромко — демонстрируя хорошее воспитание и аристократические манеры. Но сегодня сдержаться было сложно.
В начале и в конце учебного года в академии традиционно измеряли магический уровень курсантов. А это событие — разве что чуть менее выдающееся, чем Игра. И уж точно — более значимое для каждой отдельно взятой личности.
За столами бурно переговаривались. Кто-то строил прогнозы и делился ими с сокурсниками, кто-то молча краснел, бледнел, спешил скорее покончить с завтраком или, наоборот, растянуть его подольше. Равнодушным не оставался никто. Даже я. С поправкой лишь на то, что меня интересовал не мой магический уровень.
Глава 16
— Приветствую вас, господа курсанты. Прошу садиться.
В аудиторию вошёл Платон. Застучали крышки парт — мы расселись. Вслед за Платоном в аудиторию вплыл по воздуху до боли знакомый предмет — ящик, накрытый тёмной тканью.