Новое откровение

После этого мы, разумеется, сразу же встречаемся со следующим возражением: как можем мы знать, что эти послания действительно идут к нам из мира загробного? Как можем мы знать, что пишет не сам медиум, что писанное им начертано без участия его сознания и, если даже это и так, что он (или она) не пишет этого под водительством собственного Высшего «Я»? Такая критика, на мой взгляд, совершенно справедлива, мы и сами должны неукоснительно пользоваться ею в каждом рассматриваемом случае, не то весь мир наводнится второсортными пророками, каждый из которых будет провозглашать свои собственные взгляды как откровение свыше, не имея каких иных доказательств своей правоты, кроме собственного утверждения, и мы тогда окажемся отброшенными назад, к темным векам слепой веры. Ответ на этот вопрос состоит в том, что мы требуем знаков, которые бы мы могли проверить прежде, чем принять уже те утверждения, истинность которых мы проверить никак не можем. В старые времена люди также требовали от пророка, чтобы он подал им подобный знак (именно этот знак называли «чудом»), и требование это было вполне разумным, и остается таковым и поныне. Точно так же, если ко мне приходит человек и приносит описание жизни в мире потустороннем, не представляя никаких доказательств его истинности, кроме собственных заверений, то я предпочту увидеть это описание скорее в мусорной корзине, а не у себя на письменном столе. Жизнь слишком коротка, чтобы расходовать ее на изучение достоинств подобных сочинений.

Но если, как то имеет место у Стейнтона Моузеса в его «Учении Духов», сведения, пришедшие, как это утверждается, из мира иного, сопровождаются еще и разного рода паранормальными способностями — а Стейнтон Моузес во всех отношениях был одним из величайших медиумов, когда-либо существовавших в Англии — тогда предложенный материал действительно представляется мне заслуживающим серьезного внимания. Опять же, если мисс Джулия Эймс может рассказать г-ну Стеду о таких событиях в пору ее жизни на земле, которые ему совершенно не могли быть известны, и если все это при проверке подтверждается как действительно некогда имевшее место, тогда у нас есть все основания думать, что и те вещи, которые мы проверить не можем, истинны как и первые. Или снова-таки, если Рэймонд может описать нам фотографию, ни один из отпечатков которой не попадал в Англию и которая, как выяснилось позднее, оказалась точно соответствующей его описанию, или если устами совершенно постороннего человека он может поведать нам все подробности своей прошлой домашней жизни, которые будут критически проверены его родными перед тем, как они признают их правильными, то будет ли нелогичным предположить, что и в своем описании новых собственных впечатлений и условий жизни, в которых он теперь находится, он также будет вполне добросовестен и точен? Или когда г-н Артур Хилл получает послания от людей, о которых он никогда прежде не слышал, и затем при проверке выясняет, что они верны в малейших подробностях, не правда ли, справедливо сделать вывод, что они говорят нам правду и тогда, когда рассказывают о теперешнем своем положении?[16]

Подобных случаев множество, и я упомянул здесь только некоторые из них, но моя точка зрения на эти вещи состоит в том, что все феномены (от явлений низшего порядка вроде «движущихся столов» и вплоть до самых высоких, каковым будет вдохновенная речь пророка) являются звеньями одной цепи, одной системы, каждое звено в которой связано с последующим; и что если нижний конец этой цепи был вложен в руку человечеству, то только за тем, чтобы упорным трудом и рассуждением мы смогли найти свой путь, в конце которого нас ожидает Откровение.

Не презирайте скромных начал, которыми явились «пляшущие столы» или «летающие бубны», каким бы злоупотреблениям и имитациям эти явления ни подвергались, но помните, что падение яблока позволило открыть закон всемирного тяготения, котел с кипящей в нем водой дал человечеству паровую машину, а подергивание лягушачьей лапки направило исследовательскую мысль по новому пути, приведшему нас к открытию электричества. Точно так же и явления невысокого порядка, имевшие место в Гайдсвилле, принесли свои плоды, ибо, привлекши к себе на двадцать лет внимание лучших умов той страны, они оказались началом такой работы, которая, по моему мнению, предназначена оказать на прогресс человечества куда большее влияние, чем все сделанное доныне.