– Подождут. Всю жизнь у меня украли. Впрочем, что я говорю? Сам отдал. Знаете ли, устал от материального. Моя бывшая жена, Евгения Львовна, все переводила на деньги. Помню, как-то весной ехали мы с ней за город. И что-то меня разобрало. Птички поют, солнышко светит. Красота! Я за делами не замечал смену времен года. Весну тоже не замечал. А тут расслабился, по сторонам смотрю. Женщина рядом. Любви не было, а сколько лет вместе прожили! Должна понять. И говорю ей: «Весна, Женя! Красота-то какая, а? Птицы поют. Хорошо!» А она тоже улыбается и отвечает: «Ну да. Весной всегда так. Подвеску у машины поменяли, резина новая, и задние амортизаторы механик заменил. Дорого, конечно, зато не трясет. Хорошо». Вот тут и взяла меня тоска. Захотелось о вечном. О любви. Анжелика была для меня весной. Хотел развернуть свою жизнь в другую сторону, и… Развернул, – горько сказал он. Потом, после паузы продолжил: – Я-то не знал, что Женька может так ревновать. Словно сбесилась. Не знаю, по мне ли она убивалась или по имуществу, которое делить придется. Я ей долго не говорил, что ухожу именно к Анжелике. Но Женька, конечно, выследила. Я и не знал. Главное, что дома сидел, когда она Анжелике звонила. Нет бы трубку снять у параллельного телефонного аппарата. Думал, с очередной продавщицей договаривается насчет новой тряпки. Она вскоре ушла, а я дома остался. А потом позвонили и сказали, что моя жена в больнице. Пока туда, пока по врачам, да к теще. Потом, ночью уже, когда решился Анжелике позвонить, Дик мне сказал, что мать сбила машина. Насмерть.
– Ричард Носков знал о вашем романе с матерью?
– Я был с Диком знаком. Домой к ним приходил, но о том, что именно за меня мать собирается замуж, он не знал. Хотели рассказать. Но не успели.
– А как вы поняли, что именно ваша жена сбила Анжелику Носкову?
– Как понял? – Он усмехнулся. – У меня свои каналы. Я заплатил деньги и посмотрел уголовное дело. Со следователем поговорил, пока Евгения в больнице лежала. Честно сказать, позора побоялся. Большой начальник, солидные знакомые, а жена – убийца. Еще из-за тестя. Анжелику не вернешь, и хотелось долги свои перед Евгенией закрыть. Я все рассказал тестю. Он против развода и не возражал. А показания свидетеля, который видел, что за машина сбила Анжелику, из дела изъяли.
– Значит, вы купили себе свободу?
– А чего я должен был, по-вашему, добиваться? Суда? Это вернуло бы ее? – сердито спросил он. – Евгения попала в больницу с сотрясением мозга и серьезными травмами. Долго лечилась. И я подумал, что с нее довольно. Промолчал. Евгения же сделала вывод, что ни один человек не знает о том, что она убила соперницу. Но жить с ней я не смог. Ушел к Маше и сыну. Все-таки, изменил свою жизнь.
– А потом произошла эта история с Борисом.
– Маша вам рассказала? Что ж, ее право. Устал я очень. – Раскатов поежился в большом кожаном кресле, словно пытаясь согреть его своим теплом. Но тепла в нем осталось мало. Он словно все никак не мог согреться.
– Почему же вы показали Нэтти признание бывшей жены?
– Как почему? Я же вам сказал. Хотел, чтобы Евгения жила, как на вулкане. Я понял, что это для нее конец. Рядом с Нэтти она никогда не будет чувствовать себя спокойно. Ну и девушку хотел защитить, – усмехнулся Николай Васильевич. – Что в этом плохого?
– Значит, вы дали Нэтти козырную карту в битве с бывшей женой. А теперь поняли, что она ее проиграла, и хотите, чтобы в дело вмешались мы, милиция?
– Послушайте, мне и в самом деле очень понравилась Нэтти. Я всегда жалел, что дочки нет. Такой, как Нэтти, я бы гордился. Сын у меня, Борис. Хороший и добрый парень, но без зубов. А у меня Дело. Кому я его оставлю? Одна Нэтти стоила десятка Борисов. Я не оставлял надежды уговорить ее работать на меня. Что-то мне подсказывало, что она придет. И – кто знает? С сыном бы ее познакомил. Она – умница. И красавица. Внуки бы у меня были: на загляденье. Но я даже не предполагал, что Евгения решится ее убить. Все еще не верю, даже после того, как она Анжелику… Теперь можете забрать документ, и поступить с ним по закону. Жалко девочку. Очень жалко, – вздохнул Николай Васильевич.
Тут секретарша Раскатова нерешительно приоткрыла дверь:
– Николай Васильевич, я, конечно, извиняюсь… Там пришли
– Да, все понял. – Раскатов тут же загремел дверцей сейфа, убирая коньяк. Когда он обернулся, лицо его словно разгладилось, и даже мешки под глазами стали не так заметны. Николай Васильевич собрался и дал себе установку на новый рабочий день. Волнистый понял, что разговор окончен. Ему ничего не оставалось, как покинуть кабинет. Но он унес с собой трофей: признание Раскатовой.
Сергей Павлович захотел увидеть ее немедленно. Хватит врать, гражданка Раскатова! Вас не было дома в тот вечер, когда убили Нэтти! А где вы были? Вам не впервой сводить счеты. И в средствах вы не стесняетесь.