Глава восьмая
ЦЕНТР
Описывать путь пластунов под койками — неблагодарное дело. Вспомнив о воинских сборах, Чернов преувеличил свои таланты: чем дальше во времени, тем больше память человеческая склонна приукрашивать минувшее. В молодости, как известно, и небо голубее, и трава зеленее. И Чернов в молодости, оказывается, ползал, как гюрза. Сущий ему судья. Тем более что и сейчас дополз, не развалился, хотя натер себе все, что натирается: пол был сложен из плохо оструганных досок, а камера оказалась достаточно просторной. Антигравитация, царящая в Парке, сюда не доставала. Джексонвилль — город контрастов…
Люк обнаружился в дальнем углу под койкой, на которой демонстративно громко храпел некто. Складывалось впечатление, что сокамерники дружно играли (добровольно или Зрячий тут был в авторитете, Чернов не ведал…) в детскую игру «ничего не вижу, ничего не слышу», храпели, свистели, сопели, старательно не замечали ползущих по полу братанов.
Братаны притормозили в углу, «очкарик» шепнул Чернову:
— Помоги.
Зацепили пальцами края люка, приподняли его, переложили рядышком, стараясь не уронить, не звякнуть. Нелегкая работа — лежа-то…
— За мной. — Зрячий нырнул в люк ногами вперед и беззвучно исчез, будто полетел куда-то в пустоту и лететь ему предстояло долго.
Чернов осторожно — по-прежнему лежа на пузе — спустил в люк ноги и нежданно нащупал ступеньку. Значит, не бездна, подумал обрадованно, значит, летать не придется, и начал спускаться, держась руками за холодный и почему-то липкий на ощупь металл. Тьма в колодце — а что еще это было, если не колодец? — стояла египетская.
Спуск затянулся. Похоже, они спускались до самого низа, откуда Чернова поднимали на лифте, и даже много ниже — по вентиляционной шахте или коммуникационному коллектору. Скорее, второе, поскольку никакого движения воздуха Чернов не ощущал. Он тупо считал ступени и насчитал более сотни, сбился, чертыхнулся про себя, но тут как раз почувствовал под ногой пол, встал прочно. Невидимый Зрячий взял его за руку, потянул за собой. Сказал:
— Пригнись.
— Что это? — спросил Чернов. — Преисподняя?
— В каком-то смысле, в каком-то смысле, — рассеянно повторил Зрячий, осторожно двигаясь вперед и ведя Чернова за руку, как слепого.
Чернов и верно ни фига не видел, глаза не обвыклись в полном мраке преисподней. Но и Зрячий, похоже, особо зрячим не был: шел буквально по стеночке. То ли опасался препятствий на пути, то ли точно знал, куда ведет стенка. Говорил уже не шепотом, но вполголоса.
— А грешники в этой преисподней имеются? — Чернов бодрился, пытался дурацкой шуткой разрядить напряженность, которая, казалось, сгустила воздух, мешала идти.
— Все мы — грешники, — опять рассеянно ответил Зрячий, как отмахнулся от вопроса. Но вдруг решил чуток прояснить: — Когда для нас приходит время наказаний.
И ничего на самом деле не прояснил. То, что лично он — грешник, Чернов не сомневался. Но пришло ли для него время наказаний — это бабушка надвое сказала.
Они шли в темноте довольно долго. Зрячий вел Бегуна уверенно, будто все же ходил когда-то этим маршрутом, да и зрение волей-неволей адаптировалось к египетской тьме. Чернов различал какие-то трубы или кабели, во множестве проложенные по стенам. По одной такой трубе Зрячий постоянно бежал пальцами: то ли наугад ее выбрал, то ли именно она и шла, куда следовало добраться. А в стенах туннеля через равные промежутки справа и слева возникали боковые проходы, еще более узкие и низкие, чем основной ход. Чернову казалось уже, что они не только вышли из-под громады тюремного здания, но и вообще маханули через весь Парк развлечений, просквозили под аттракционом имени милого сердцу и памяти Вефиля, вышли под небоскребы Джексонвилдя и даже переместились из его «down» в его «up». Странно для стайера, но почему-то ноги начали побаливать. Чернов ловил напряжение в икроножных мышцах, и это его беспокоило: ну, не было никогда такого с ним, ноги — железо! Может, эти кабели что-то подлое излучают?..
— Долго еще? — спросил Зрячего.
— Считаю, считаю… — Зрячему пока явно было не до Чернова: идет сзади, болезный, не теряется — и ладушки.
Но вот Зрячий издал что-то вроде «a-ha», резко свернул налево — в низкий и еще более темный проход. Чернов, следуя сзади, тут же поймал встречное дуновение ветерка. Еще с десяток метров… Зрячий что-то в темноте невидное повернул, это «что-то» отвратительно громко заскрежетало, заскрипела и приоткрылась тяжелая дверь, и оттуда вырвался свет. Чернов рефлекторно зажмурился, но не остановился, продолжал путь, а когда затормозил, наткнувшись на Зрячего, приоткрыл глаза, то сразу принял — фигурально выражаясь — любимое положение «стоять столбом». И было от чего.