Новое платье Леони

Было десять тридцать вечера. Обычно они приходят часам к восьми, когда сдадут вечернюю ведомость. Появляются улыбающиеся, радуясь тому, что могут помочь. Обычно Бубу и Хусин приносят карты и пиво, достают из-под телевизора маленький столик и играют в кункен. Поглядывают на Леони, улыбаются, говорят: «Вы можете спать спокойно, мы тут». Она тоже улыбается и благодарит их. Перед Морисом она робеет. Он уже немолод, читает книги про Наполеона и изучает стратегию главных сражений, движение армий, направление ударов. Переигрывает Эйлау и Ватерлоо. Ему нравится солдатская жизнь, военная форма, парад 14 июля. Он смотрит его по телевизору. А один раз ездил в Париж и смотрел его «въяве». Он приехал заранее, прошелся по площади Этуаль и посмотрел на приготовления, поспал в машине и утром встал в первом ряду, чтобы ничего не пропустить. Вернулся он расстроенный. «По телевизору это лучше выглядит», – сказал он. И добавил: «К тому же я не люблю толпу. В Париже слишком много народу. И там так воняет, просто дышать нечем».

Стелла склонилась над матерью. Та мирно спала. Из полуоткрытых губ раздавалось едва слышное похрапывание.

– Вроде бы с ней все нормально…

– Это кажется, потому что темно. Посмотри поближе.

Стелла склонилась ниже и заметила повязку на левом глазу Леони. Она негромко вскрикнула от неожиданности, Амина знаком велела ей замолчать.

Они облокотились на подоконник и заговорили совсем тихо:

– Было часов семь вечера, я как раз была в туалете, и тут кто-то вошел, я уверена, что это был Тюрке, я узнала его голос. Не знаю уж почему, но ключ от туалета торчал снаружи. Или кто-то его переставил, чтобы Тюрке мог меня запереть.

– Это означает, что у них здесь есть сообщник…

– Если бы только один, это еще не самый худший вариант, – вздохнула Амина. – Во всяком случае, он повернул ключ и запер меня. «Теперь эта медсестра не будет меня доставать!» – громко сказал он специально, чтобы я его услышала. Я стала изо всех сил колотить в дверь, но это не помешало ему подойти к твоей матери. Я услышала, как он говорит: «Вставай, ты сейчас пойдешь домой!» Она взмолилась: «Не трогай меня!» Он ухмыльнулся: «Зря ты думаешь, что без этого обойдется, сучка! Вставай сейчас же, или я изобью тебя!» Видимо, она показала ему на гипс, и он сказал: «А вот это мы мигом снимем!» Я услышала удары, стоны, прокричала: «На помощь!», выкрикнула номер палаты так, что голос сорвала! В итоге в коридоре раздался шум, и он убежал. Пришел медбрат Серж, открыл меня и сказал, что видел, как тот улепетывает, но не уверен, что это точно Тюрке, – вот тоже тот еще смельчак! Я выскочила из туалета и обнаружила Леони на полу. Жуткое было зрелище.

– И что с ней в итоге?

– Три перелома – четвертое, пятое и шестое ребра справа. Она, видимо, повернулась влево и пыталась защититься, а он ее выдернул из кровати. Вся в синяках, на теле, на лице, на правой руке. Мы с Сержем ее приподняли, он проверил, что ничего больше не сломано, кроме этих ребер, пока я приходила в себя. Он дал ей успокоительное и обезболивающее и ушел. Нужно завтра переговорить обо всем с Дюре.

– Бедная моя мама, – вздохнула Стелла, взяв руку матери. – Никак они тебя не оставят в покое!

Стелла подула на лицо Леони, робко коснулась пальцем щеки.

– Она спит. Так мирно спит, – удивленно сказала она.

– Когда я поднимала ее с пола, она извинялась! Ты можешь себе это представить? Просила прощение за мучения, которые она мне доставляет. Это буквально ее слова. Она такая славная, Стелла, такая славная! Как можно так с ней поступать?

– Знаю, Амина.

– У нее теперь не меньше месяца будут ребра болеть. Она с трудом сможет двигаться, с трудом сможет дышать, ей надо будет делать все с осторожностью. Нельзя будет кашлять, смеяться, делать резкие движения, нужно ждать, пока все это срастется.

– Я останусь здесь. Сюзон позаботится о Томе, а Жорж отвезет его в школу завтра утром. Я позвоню им.

Она протянула руку к сумке, чтобы взять телефон, и тут он позвонил. Она прочла «Номер неизвестен» и не стала отвечать.

– Это могли быть Хусин или Бубу, – предположила Амина.

– Или какой-нибудь очередной чокнутый, который будет угрожать мне: «Проклятая сучка, оттрахаю тебя за милую душу». Им кажется, что они со мной запросто справятся. Пугают меня муками ада. Как же я их ненавижу, Амина! Не могу больше это выносить, это сжирает всю мою жизнь.

Она посмотрела на тело, вытянувшееся на кровати, погладила мать по руке и вновь уставилась в пустоту.

– Иногда я задаю себе вопрос: остались ли у меня еще силы на любовь?

Она запнулась, подыскивая подходящие слова.

– У меня бывают моменты счастья. Но оно никогда не длится. Чаще всего приходит ненависть и занимает собой все место.

Телефон замолчал. Стелла пожала плечами.

– Ты видишь… Они даже не оставляют сообщения. Думают, что одним звонком могут вселить в меня ужас.

Она показала телефону средний палец.

– А ты уверена, что это не Бубу или Хусин? – стояла на своем Амина. – Они ведь обычно никогда не опаздывают.

– Их номера определились бы. Это те, другие, говорю тебе. Ты что, не поняла? Тебе картинку нарисовать?