Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество

Кровавую вакханалию, культ жестокости воспевали Багрицкий и Бабель. За рубежом Р. Якобсон и В. Шкловский в модных ресторанах «тешатся байками» сотрудника ГПУ Осипа Брика о том, как пытают и расстреливают русских священников («Для нас тогда чекисты были — святые люди», — вспоминает Лиля Брик в 60-е годы).

А. Ваксберг (1998 г) пишет: «Осип любил рассказывать о кровавых пыточных ужасах, коим был свидетель. Иные слушали, другие предпочитали не вникать в столь живописные подробности. Каким же образом юрисконсульт не только знал об этих пытках, не только был их свидетелем, но вообще находился в том помещении, где экзекуторы занимались своим ремеслом? Ведь его контора — вряд ли это надо доказывать — должна была быть отделена от тех мрачных подвалов, где свирепствовали солдаты “железного Феликса”…

Осип тешил друзей кровавыми байками из жизни ЧК, утверждая, что был лично свидетелем тому, о чем рассказывал. А рассказывал он о пытках, об иезуитстве мастеров сыска и следствия, о нечеловеческих муках бесчисленных жертв. “В этом учреждении, — говорил Осип, — человек теряет всякую сентиментальность”. Признавался, что и сам ее потерял» [715].

Но во время Гражданской войны для населения было важно, что большевики смогли установить в Красной армии более строгую дисциплину, чем в Белой армии. Дело тут было в массовой солидарности и в самих философских установках. В Красной армии существовала гибкая и разнообразная система воспитания солдат и действовал принцип круговой поруки (общей ответственности подразделения за проступки красноармейца, особенно в отношении населения). Белая армия не имела для этого ни сил, ни идей, ни морального авторитета — дисциплинарные механизмы старой армии перестали действовать [716][11].

В. В. Кожинов приводит слова видного деятеля Белой армии, генерала Слащёва-Крымского, который писал, что по своим политическим убеждениям эта армия представляла из себя следующее: «Мешанина кадетствующих и октябрьствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов… “Боже Царя храни” провозглашали только отдельные тупицы, а масса Добровольческой армии надеялась на “учредилку”, избранную по “четыреххвостке”, так что, по-видимому, эсеровский элемент преобладал»[12].

Упомянутый выше Я. А. Слащёв, один из последних строевых генералов в Крыму (руководитель обороны Крыма), в 1921 г. по амнистии с казаками вернулся из Турции и стал преподавателем Военной академии РККА, а потом преподавателем тактики школы комсостава «Выстрел». В Красной армии оказались после 25 Октября и последние военные министры Временного правительства Верховский и Маниковский, были начальниками и специалистами высокого ранга.

А. Н. Куропаткин, военный министр в 1898–1904 гг., после Октябрьской революции (в возрасте 70 лет) на преподавательской работе — в сельской школе и заведовал волостной библиотекой. Не уехал ни на Дон, ни в Париж. А. Н. Крылов — председатель правления Путиловских заводов, проектировщик первых русских линкоров, академик, с 1919 г. начальник Морской академии Рабоче-крестьянского Красного Флота, лауреат Сталинской премии 1941 г. Генерал В. Ф. Джунковский — московский губернатор, потом командующий Отдельным корпусом жандармов, его пригласили к Дзержинскому и Менжинскому на консультацию об организации контрразведки. Он согласился и пять лет был негласным консультантом. Дочь Гучкова стала сотрудничать с советской разведкой — исключительно из идейных соображений (она была богатой дамой высшего света эмиграции).

Эти люди действовали не ради денег и не от страха.

Прочитайте воззвание А. А. Брусилова «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», что получилось: «Насколько это воззвание произвело на непримиримых страшное и подавляющее впечатление, — писал белогвардейский публицист Ю. Арбатов, — в такой же противоположной мере сильно это подействовало на колеблющиеся массы… В первый же день появления воззвания на улицах Москвы в военный комиссариат являлись тысячи офицеров, ранее от службы в Красной армии уклонившиеся, и десятки тысяч интеллигентов…» [800]. Откликнулись на это обращение и пленные офицеры.

К весне 1920 г. после разгрома Красной армией основных белых группировок (в Сибири, на Юге, Северо-Западе и Севера) были взяты в плен или добровольно перешли на сторону советской власти десятки тысяч офицеров. Вожди Белого движения так построили свою армию, что, по выражению В. В. Шульгина, пришлось «белой идее переползти через фронты гражданской войны и укрыться в стане красных»[13].

Другая сторона: вот исторический факт, о котором теперь много пишут, но объяснения нет — почему? Начался чехословацкий мятеж. Ижевских коммунистов, максималистов и гарнизон Красной армии отправили на фронт. 7 августа 1918 г. началось подготовленное социалистами (эсерами) восстание под лозунгом «Власть Советам без большевиков!». Ижевцы заняли Воткинск, где их тоже поддержали местные рабочие.