Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии

Что же делают антинововременные, оказавшись под угрозой кораблекрушения? Они мужественно возлагают на себя задачу спасти то, что еще можно спасти: душу, разум, эмоции, межличностные отношения, символическое измерение, человеческую теплоту, местную специфику, герменевтику, окраины и периферию. Восхитительная миссия, но она могла бы быть еще более восхитительной, если бы все эти священные сосуды действительно находились под угрозой. Ибо откуда происходит угроза? Конечно, не от коллективов, неспособных выйти за пределы своих хрупких и узких сетей, населенных душами и объектами. Конечно, не от науки, чья относительная всеобщность день за днем должна оплачиваться подключением к сети и подгонкой, инструментами и связыванием воедино. Конечно, не от обществ, размер которых меняется только при условии, что умножаются материальные сущности, обладающие переменными онтологиями. Откуда же она приходит? Частично от антинововременных и от их сообщников — нововременных, которые пугают друг друга и находят преувеличенные ужасные причины для следствий, имеющих отношение к размерам коллективов. «Вы расколдовываете мир, а я буду бороться за права духа». «Вы хотите охранять дух? Тогда мы его материализуем!» «Редукционисты!» «Спиритуалисты!» Чем больше антиредукционисты, романтики, спиритуалисты стремятся спасти субъектов, тем больше редукционисты, сциентисты, материалисты считают, что они обладают объектами. Чем больше вторые хвастаются, тем больше они этим пугают первых; чем больше напуганы первые, тем более страшными считают себя вторые.

Защита маргинальности предполагает существование тоталитарного центра. Но если этот центр и его целостность — иллюзии, то похвальное слово окраинам выглядит довольно смешно. Это прекрасное желание — защищать требования страдающего тела и человеческое тепло от холодной всеобщности научных законов. Но если эта всеобщность есть результат привязки и увязки серии мест, где каждой своей клеткой страдают теплые, состоящие из плоти и крови тела, то не выглядит ли нелепо сама эта защита? Защищать человека от господства машин и технократов — занятие, достойное всяческих похвал, но если машины наполнены людьми, которые находят там свое спасение, такая защита попросту абсурдна (Ellul, 1977). Прекрасная цель — доказать, что сила духа превосходит законы механической материи, но эта программа выглядит как проявление крайнего слабоумия, если материя вовсе не является материальной, а машины — механическими. Прекрасно желание с отчаянным криком бросаться на спасение Бытия именно тогда, когда технологический Постав (Ge-Stell) как будто господствует надо всем, поскольку «где опасность, там вырастает и спасительное».[30] Но достаточно извращенно выглядит желание так бесцеремонно пользоваться плодами кризиса, который еще не начался!

Ищите источники нововременных мифов, и почти всегда ваши поиски приведут вас к тем, кто намеревается противопоставить нововременной мысли непреодолимый барьер духа, эмоций, субъекта или окраин. Стремясь предложить нововременному миру в качестве дополнения душу, у него забирают то, что у него есть, то, что у него было, и то, что он был совершенно не способен потерять. Это вычитание и это прибавление — две операции, которые позволяют нововременным и антинововременным пугать друг друга, соглашаясь в главном: мы абсолютно отличаемся от Других и мы радикально порвали с нашим собственным прошлым. Таким образом, наука и техника, организации и бюрократия являются единственными доказательствами этой не имеющей аналогов катастрофы, но именно с их помощью мы можем лучше всего и наиболее непосредственным образом доказать неизменность старой антропологической матрицы. Конечно, введение расширенных сетей важно, но не надо поднимать из-за этого столько шума.

Не добавляйте новых преступлений к тем, которые уже совершили

Довольно трудно, однако, смягчить нововременное чувство покинутости, поскольку оно происходит из ощущения, которое само по себе заслуживает уважения: сознания того, что были совершены непоправимые злодеяния против остальных природных и культурных миров и преступления против самих себя, размах и мотивы которых, очевидно, не имеют себе равных. Как сделать возможным возвращение нововременных к обычному человечеству и обычному нечеловечеству, не простив с излишней поспешностью совершенные ими преступления, которые они совершенно правильно стремятся искупить? И как мы можем с полным правом настаивать на том, что наши преступления ужасны, но что они при этом остаются самыми обычными; что наши добродетели велики, но что и они тоже при этом совершенно обычные добродетели?