Новогоднее чудо для миллиардера

Эйфория в каждой клеточке тела, позабытая легкость…

Я сама жадно тянусь к Алексею, притягивая его для нового, смелого поцелуя.

Мое тело так и льнет к нему, прелюдия становится пыткой.

Но в миг, когда я была готова то ли взмолиться, то ли требовать большего, он все ускоряет.

Одежда смятым комком летит вниз, приземляется рядом с кроватью. От резкого движения воздух огонек свечи на миг взметнулся ярче, но погас.

— Ой! — сжимаюсь на миг от страха. — Разожжем?

— Как хочешь. Спички?

— На кухне.

— Тогда к черту!

Мои ноги обвиваются вокруг его бедер. От первого откровенного соприкосновения наших тел дыхание из моей груди вырывается протяжным выдохом, и легкие будто спирает, я не могу вдохнуть. Только выдыхаю потихоньку все-все, что во мне скопилось. С каждым мигом становится все легче и легче, а его движения — настойчивее.

Горячее, частое дыхание мужчины щекочет мои губы. Он касается моих губ, выдохнув:

— Ты очень… Ммм…

Боже. Да… Так хорошо! Ох…

— Во всех смыслах… очень… — добавляет севшим голосом.

Я впиваюсь ноготками в его плечи, когда он начинает раскачивать ритм и тем, превращая его в невозможно быстрые и ритмичные толчки. Двигается не только он. Я двигаюсь ему навстречу, схожу с ума от урагана эмоций, от ощущений, которые пронизывают меня насквозь.

Мое тело горит, в груди полыхает костер. Тягучее желание, вспышки удовольствия так напоминают новогодние фейерверки. Только у меня они начались раньше времени… Как же хорошо!

Он постоянно говорит комплименты хриплым, срывающимся голосом. Отзываюсь на каждый из них и забываюсь…

Забываю о контроле! Обо всем на свете забываю.

Меня так размывает от удовольствия, что я даже точно не могу сказать, достаточно ли хорошо он контролировал себя… Я — точно нет! Тонула и кипела в лаве экстаза…

Мы не спали всю ночь. Так хорошо мне не было еще ни разу…

Мы сомкнули глаза только под утро.

Я точно не знала, утро ли это? Но по ощущениям, уже подкрадывался поздний зимний рассвет.

На следующий день я с большим трудом разлепила глаза.

И то лишь потому, что меня теребила за руку Лелька.

— Мама, мама, к нам кто-то хочет войти… Они стучат! Гломко…

Кто стучит? Зачем стучит? Почему так темно?

Я соображала с трудом. Это было так сложно…

После всего, что мы с Алексеем вытворяли в этой самой постели, я заснула без задних ног и чувствовала, что могу поспать еще немного! Часик-два, в идеале!

Но, увы, этого времени у меня в запасе не было.

Дочка проснулась и разбудила меня первой, значит, пора и мне приходить в себя.

Ой…

Спохватившись, я поняла, что мы с Алексеем спим вместе. Без одежды.

Вот стыдно! Как нехорошо перед дочкой получилось!

Я подтянула одеяло, которое было у груди, до самого подбородка и осторожно бросила взгляд через плечо.

Алексей спал у стены. Слава всему, он спал спиной ко мне и дочка ничего, кроме его голой спины, разглядеть не могла.

Как сладко спит Кравцов…

Как заманчиво похрапывает! Даже не просыпается.

Я с трудом подавила зевок и обняла дочку.

— Доброе утро, Лель. Ты давно не спишь?

— Только что встала. Нам стучат! Сколее пошли смотреть.

Я покрутила головой из стороны в сторону. Почему так темно…

Комната тонула в сером полумраке.

Неужели еще слишком рано.

Я наощупь взяла с тумбы возле кровати небольшие часики, которые тикали едва слышно, и пригляделась к циферблату.

Ого!

Уже двадцать минут одиннадцатого! Так почему же так темно?!

— Мама, пошли!

— Уже встаю, Лель.

— Плямо сейчас иди.

— Хорошо, а ты принесешь мне свой фонарь? Здесь так темно…

— Он уже плохо голит.

— Ничего страшного, мне хватит.

— А Бозик почему спит?

Я обернулась и погладила мужчину по спине, приложила палец к губам.

— Он устал.

— Смотлел за тобой холошо?

— Очень, — честно ответила я.

— Тогда я плинесу фональ.

Дочка умчалась, а я быстро натянула трусики и пижаму, приготовилась встать, как вдруг поперек моей талии опустилась тяжелая мужская ладонь.

Послышались шорохи, Кравцов обернулся и прижал меня к себе, уткнувшись лицом в грудь.

— Почему ты в одежде?

— Доброе утро, Леша. Леля уже не спит. Мне тоже пора вставать. Накормить ее, приготовить нам завтрак. На сегодня много дел, перед завтрашним праздником.

— Новый год. Помню…

Он начал целовать мою шею, мурлыкнув:

— А еще я помню, какая ты горячая штучка, и утром… Ты кажешься еще горячее!

— Да уж, я поняла! — фыркаю, задев его тело ногой. — Чувствую. Но мне пора.

— Останься. Пять минут. Клянусь, что уложусь в пять минут. Может быть, пятнадцать… Двадцать…

— Или в двадцать пять.

— Или весь день проведем в постели.

— Не забывай, у меня дочка. И, кстати, она говорит, что кто-то к нам стучит.

Кравцов разжал объятия и откинулся на подушки. Он потянулся всем телом, заложил руки за головы и улыбнулся мне.

Соблазнительно…

Кравцов хорошо сложен: видно, что он посещает спортзал, поддерживает форму, но не фанатеет по силовым упражнениям. Он выглядит как идеальное сочетание интереса к спорту и разумного его применения.

Что-то притягательное есть в его глазах.

Сейчас, в полумраке комнаты, они кажутся серыми, переливаются как живая ртуть. Он раскрывает губы, смотря на мои, и создается впечатление, будто он легонько целует меня на расстоянии.