Новогоднее чудо

Смотрю на окна, которые завалило белым покрывалом ровно до середины. Теперь мы не то что уехать, мы выйти отсюда не можем. А еще пропала связь и вряд ли ее восстановят. Лично мне все равно, как встречать Новый год. Я больше не хочу изображать счастливую пару с Катей. Вообще не знаю, что с ней делать. Пока не могу разобраться, но все это уже не то, в тягость мне. А этот праздник, как праздник, не понимаю почему все с ним носятся. Все равно желания никогда не сбываются, а дед мороз всего лишь наряженный мужик в красной шапке.

Выпрямляюсь, когда по лестнице спускается Настя с сумкой для ноута на плече. Вздыхаю, наговорил ей гадостей, а теперь стыдно. Да уж, не интересна она мне, как же, совсем не интересна. Аж сердце забилось быстрее, как увидел. Странно, но мы одинаково оделись. В белых свитерах под горло и синих джинсах, как будто договорились.

Думаю, что она подсядет к своему новому парню, от этой мысли меня подташнивает, но она падает в малиновое кресло, вдали от всех. У нее влажные волосы, они еще не высохли после душа, мокрыми прядками лежат на плечах. Настя на меня не смотрит, достает свой ноут, вставляет в уши наушники и начинает писать. Она не ругается вместе со всеми, не выступает из-за того, что мы застряли здесь надолго, похоже ей тоже плевать на Новый год.

Максим ей кивает, улыбаясь, странная встреча для новоиспеченных влюбленных. Каскадер не идет к ней, более того, крутится вокруг нашей парикмахерши, пока Настя ожесточенно щелкает по клавишам. Бросает быстрый взгляд за окно, где все так же идет снег. Если так будет продолжаться, скоро у нас и половины окна не будет.

Смотрю на Настасью, потом на Максима, потом снова на Настасью, мать моя женщина, да она меня обманула, вчера в очередной раз умыла меня. Они не встречаются, скорее всего он попытался, но получил от ворот поворот и решил искать счастья в другом, более легком месте, а я идиот поверил авторше. Не понимаю, как ей удается так легко выворачивать меня на изнанку? Она словно сильный магнит. Я больше не злюсь, не верю, что она с ним переспала.

Но на всякий случай допросил свою знакомую горничную, ту самую, что дала мне ключи от номера, она видела, что Настя и Макс покинули ресторан в два часа ночи, Настя пришла слишком быстро, я смотрел на часы. Прошло чересчур мало времени. К тому же, сейчас, когда мои глаза и мозг не ослеплены ревностью, я понимаю, что моя авторша после секса выглядит иначе. Уж я-то знаю. Не спала она с ним. Да и не смотрит она на него горящими глазами, я помню тот взгляд полный желания, от него до сих пор ползут мурашки по позвоночнику. Мы, конечно, делали это и быстрее, но им не было смысла так торопиться, они могли спокойно пойти в его номер и отдыхать там до утра. От этой мысли ревность снова подкатывает к горлу. Им не нужно скрывать свои отношения. Не могла она с ним.

Но это еще не все. Мне смешно, потому что Настасья не знает, что придумал Игорь Петрович. У нас пропадает съемочный день, а мы продолжаем спешить, поэтому он решил снимать единственную доступную нам сейчас сцену, но Насте еще неизвестно, до чего именно он додумался у себя в номере сегодня утром. Я так громко ржал, что даже закашлялся.

— Все свободны, Настасья и Семён останьтесь.

Настя безразлично кивает, продолжая строчить на компе.

— Слушай, — садится режиссёр на ее подлокотник, — Настя, мы терять день не хотим, все, что мы можем снять — это интим.

Сейчас будет весело, расплываюсь в широкой улыбке, не отрывая от авторши глаз, хочу видеть ее реакцию.

— Понятно, так я тут причем? Ирину позвать надо, в сценарии все отлично прописано.

Мы с режиссёром переглядываемся, не могу успокоиться, прикрываю рот рукой, чтобы не смеяться. Особенно забавно, учитывая нашу вчерашнюю ссору. Представляю, как она меня ненавидит, а теперь это… По контору окон мигают золотистые фонарики.

— У Ирины отказ от обнаженных и полуобнажённых сцен, она это в контракт вписала.

— Не поняла?

Веселенькие жизнеутверждающие новогодние мотивы, звучащие вокруг, как нельзя лучше подходят к неловкому моменту.

— Ну актрисы не всегда хотят быть обнаженными, — оборачивается ко мне Игорь Петрович, поправляя очки в старомодной оправе, он старается говорить, как можно деликатнее. — Там, где видно ее лицо, она будет сниматься с Семёном, я имею ввиду крупные планы, но мне нужен кусочек в постели, где не будет видно, что это она, кусок тела, чувственный кадр, там должна была сниматься дублерша, — он меняет позу, садится поудобнее, — ну дублерша с Семёном.

Настя отрывается от ноутбука, подозрительно осматривает нас обоих, похоже до нее начинает доходить, что мы задумали нечто нехорошее.

— Ну и?

Недоверчиво косится на меня, а я широко улыбаюсь, и, хотя, она резко отворачивается, я успеваю заметить, что писательница смутилась.

— Ну, и мы застряли тут, — откашливается в кулак режиссёр.

— Понимаю, я тут причем?

— Настя, ты к Ирине ближе всех по комплекции, — резко выдыхает Игорь Петрович, — мне нужна красивая грудь, ты будешь в бюстгальтере, не голая же.