Новогоднее расследование

— Да, год назад было так же, — мрачно заметила Наталья. — Я тоже на нем поскользнулась, когда… — она осеклась, словно ей не хватило дыхания, но затем твердо продолжила: — Когда услышала про несчастную Сашеньку.

От дверей раздался топот сапог и вскоре в вестибюль прошел молодой человек — высокий, стройный, с выразительными голубыми глазами. Очевидно, что некоторые дамы находили такую внешность неотразимой. Одет он был со вкусом, но опытный глаз доктора заметил, что его шуба и костюм выглядели несколько поношенными, словно у молодого человека недоставало денег на обновку.

— Федечка, ты пришел! — обрадовано воскликнула Ксения.

— Конечно! Сашенька была мне дорога, я не мог упустить возможность в последний раз услышать ее голос! — порывисто воскликнул Григорьев. Как показалось Фальку — довольно фальшиво. Фыркнув себе под нос, он отправился осматривать единственные освещенные комнаты. Он обратил внимание на дверь, ведущую из гостиной. Над ней висел венок засохших цветов, готовый рассыпаться в пыль.

— Там лестница в комнаты второго этажа, — сказал тихий голос за спиной. Другой на месте Василия Оттовича содрогнулся бы от внезапного ужаса, но доктор, привыкший к внезапным явлениям своей кухарки, Клотильды Генриховны, не повел и бровью.

— Там и нашли Александру? — повернувшись, спросил Фальк у Натальи.

— Да, — кивнула мрачная девушка.

— И вы действительно рассчитываете сегодня услышать голос ее духа? — полюбопытствовал доктор.

— Я рассчитываю сегодня услышать правду, — просто ответила Симонова.

Вновь стукнула входная дверь. В прихожей возникла закутанная в шаль женщина, внешне напоминающая человекоподобного прямоходящего стервятника. Она остановилась, втянула носом воздух и прокаркала:

— Горе! Горе! Чую, горе витающее над этим домом!

— Мадам Жаме! — воскликнула метнувшаяся ей на встречу Ксения.

— Да! Да! Я пришла, драгоценное дитя мое! — объявила медиум. Она выставила перед собой руку и начала водить ею из стороны в сторону, словно на ее ладони внезапно открылся зрячий глаз. — Духи! Кругом духи! Я слышу их голоса! Духи, ответьте мне!

Из гостиной донеслась одинокая басовитая нота, будто кто-то нажал на клавишу нижней октавы расстроенного пианино.

* * *

Ужас, поначалу охвативший всех в прихожей (включая, если судить по выпученным глазам, мадам Жаме), сменился раздражением, когда за одной нотой последовала следующая, складываясь в знакомый мотив. До-фа-фа-фа, соль-ля-ля-ля. А затем хорошо поставленный голос печально пропел:

— O Tannenbaum, o Tannenbaum, wie treu sind deine Blätter!

— Прошу меня извинить на секундочку, — покраснела Лидия и вышла из прихожей.

Перед пианино с глубокомысленным видом стоял Василий Оттович, явно примеряясь к тому, чтобы продолжить вечер традиционных немецких рождественских песен.

— Если ты немедленно не прекратишь, то, клянусь, сегодня ночью в этом доме найдут еще одного покойника! — рассерженно прошипела Лидия.

— Пара минут такого театра — и я сам скончаюсь, — вполголоса пообещал Фальк. — Ты хоть слышала ее? Хоре, хоре, драхоценная, крухом духи! Предположу, что сей чудный прононс очень характерен для знаменитого города Полтавá малофранцузской провинции.

Несмотря на кипящий внутри гнев Лидия не выдержала и тихонько хохотнула, но быстро пришла в себя:

— Да, согласна, медиум не внушает доверия. Но я здесь для того, чтобы поддержать подруг! Дорогих мне, между прочим, людей. А ты ведешь себя, как испорченный ребенок! Никогда тебя таким не видела, право слово! Пожалуйста, прояви свою немецкую стойкость и тактичность, и потерпи часок. В конце концов, я была вынуждена полвечера выслушивать дискуссию о дозволенных статьей 149 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» вольностях при выборе отданного на усмотрение суда…

— Не продолжай! — взмолился Василий Оттович, внутренне содрогнувшись. — Я постараюсь сдержаться.

Они вернулись в прихожую, где стояли Ксения и Наталья.

— А куда подевались Федор и медиум? — спросила Лидия.

— Мадам Жаме сказала, что проводить сеанс удобнее в столовой и попросила Федю помочь ей с расстановкой, — ответила Ксения.

— Может, стоит им помочь? — вызвался Фальк, бросив на Лидию взгляд, говорящий: «Смотри, я стараюсь!».

Он шагнул в столовую, где Григорьев и псевдофранцуженка о чем-то раздраженно шептались в углу.

— Уговор был другим! — шипел Федор.

— Был, а теперь я меняю его. И стоить это будет дороже… — мадам Жаме увидела входящего доктора и резко замолчала.

— Я хотел спросить, не нужна ли вам моя помощь? — чуть смущенно произнес Фальк.

— Да, конечно, драгоценное дитя! Здешний стол слишком большой. Помоги сему чаду сдвинуть его и принеси круглый кофейный столик из гостиной, — распорядилась Дафна, продолжая терзать уши доктора малороссийским «гэканьем».

— А почему бы нам не провести сеанс там и ничего никуда не таскать? — поинтересовался Василий Оттович.

— Потому, шо духи так сказали! — отрезала медиум.

* * *