Я в нетерпении и недоумении отрыла тетрадочку где-то на середине. Тонкими строчками листы заполняли слова, составленные жутко мелким и плохо читаемым подчерком Дины. Из-за этого «шрифта» у моей подруги частенько возникали неординарные проблемы в колледже. Потому что, когда преподаватели устраивали любые письменные работы (что было далеко не редкостью), проверять работы Дины было для них очень проблематично. Проблем не возникло только у биологички, в кабинете которой стоял микроскоп (интересное совпадение, верно?). Остальные заставляли либо читать написанное на перемене, либо устраивали устный опрос. Впрочем, подчерк подруги был не таким уж и неразборчивым. Просто, нужно было к нему привыкнуть. Как это сделала я. И сейчас чтение тетрадки не составило мне особенного труда.
«… Мы находились бесконечно далеко от дома, в мире, целиком и полностью состоявшего из льда и снега. Огромные, немыслимые сооружения из застывшей воды покоряли своей красотой и великолепием, под которым проглядывалась плохо скрытая угроза. Здесь мы были чужими. Здесь нас ждали только страдания и смерть…»
– Это, можно сказать, сборник моих сочинений, – неуверенно проговорила подруга.
– Ты пишешь? – я не могла скрыть своего удивления.
– Да, бывает иногда… – смущенно сказала блондиночка.
Я взглянула на тетрадку. Судя по её размеру и потёртости, Дина писала постоянно и уже довольно давно.
– И ты молчала? – с доброй улыбкой, которая прямо-таки зазывала на откровения, спросила я.
– Я боялась, что они никому не понравятся. Честно говоря, я и сейчас боюсь… Ты первая, кто об этом узнал, – Дина повернулась к камину и присела на пол, обхватив колени руками.
Тут я немного растерялась:
– Ты хочешь, чтобы…
– Я хочу, чтобы ты их прочитала. И дала серьёзную оценку. Ты единственная, кому я могу доверить. Только держи секрет в тайне, не говори никому. Я ещё не готова, чтобы мои рассказы читали чужие мне люди.
– Хорошо, – неуверенно согласилась я и добавила, – Но, если они ужасны, мы вместе сожжём их в камине.
Мы снова рассмеялись.
Часть вторая. Возвращение
Это случилось через пару дней безмятежного безделья. Мы, поздно поднявшись из тёплых и уютных кроваток, сонно завтракали, собравшись вместе за небольшим столиком. Дина выглядела печальней, чем обычно, что не могло не заинтересовать отца, который, не удержавшись, спросил в чём дело. Моя подруга, вздохнув ответила:
– Вот уже который год я ищу ответ на этот вопрос, – обычным тихим голоском проговорила блондиночка.
– Может это депрессия? – с участием спросил отец.
– Депрессия? Из-за чего это? – удивилась мать.
– Трудно сказать. Может быть из-за того, что пролетел ещё один год нашей жизни… А, может, из-за того, что скоро кончаться каникулы и снова нужно будет идти в колледж… Не знаю, но уже не первый год после этого праздника печаль находит лазейку в мою душу, до краёв заполняя её…
Наш разговор (а вернее философский монолог Дины) прервала трель старого стационарного телефона. Отец, который взял трубку, долго разговаривал с человеком на другом конце. Судя по тому, что обходилось без шуток и даже улыбок, разговор был более чем серьёзный. Когда папа закончил, он подошёл к столу скорбным лицом и сообщил:
– Недавно… – он прокашлялся и сел за стол, – Недавно умерла моя прабабушка. Мне сказали, что наследство оформлено на нас. А вернее на Яну.
Я впала в ступор:
– Но я её даже не знала…
– Я её тоже почти не знал. Она всегда держалась в нашей семье особняком. И она была очень странной.
– Это печально, – отрешенно сказала Дина, – Сколько ей было лет?
– Я точно не знаю… Больше ста двадцати, кажется.
– Нас пригласили осмотреть наследство? – догадалась мама.
– Да. И сказали, что лучше всего нам отправиться сейчас.
* * *
Дом странной особы, который необъяснимым образом теперь принадлежал мне, оказался не так далеко, и мы добрались до него довольно быстро. У калитки нас встретила маленькая милая на вид девушка, которая представилась нотариусом.
– Примите мои соболезнования, – по традиции, но не без сочувствия сказала она.
– Благодарю, – мягко ответил отец.
После этого девушка пригласила нас войти в дом. Хотя это старое полуразвалившееся сооружение трудно было так назвать. Темные полусгнившие бревна и доски, которые составляли покосившуюся избушку, не оставляли сомнений, что она была построена ещё до революции. Черные провалы окон недружелюбно разглядывали своих гостей, погружая взгляд в саму душу. Дверь отворилась с резким скрипом, и наша компания из пяти человек поспешила в последнее пристанище старой женщины.