Новогодняя коллекция детектива

– Забудь ты о ней, – посоветовал Андрей, притворяясь, что заботится о душевном спокойствии супруги. – Она тебе не противник. И не соперница…

– Еще бы она была мне соперницей, дуся! – язвительно бросила Вика. – Нет, это и вправду хорошо задумано – прикрыться ее именем. Ты молодец, Победоносцев. И главное – благородно до невозможности: поставить в программу нечто, сделанное бывшей женой. И хорошо, и умно. Никаких личных претензий, все строго по-деловому… Дай я тебя поцелую, зайка. Мы далеко пойдем, это точно…

Они смачно поцеловались, думая каждый о своем. Но со стороны это выглядело очень мило.

– А Вешнепольский не вернется? – задал Андрей давно мучивший его вопрос.

– Нет, дуська! – игриво воскликнула Вика. – Ну, ты дурачок, ей-богу! Разве ребята, которые это затевали, совсем больные? Не-ет, дуська, они как раз здоровые. Только тебе еще нужно продумать, что сделать потом с твоей сукой. Ну, после эфира. Она ведь такая… непредсказуемая. Еще пойдет доказывать, что кино не ее…

– О боже! – простонал Андрей, бледнея, это не приходило ему в голову.

– Не переживай! – пропела Вика. – Придумаем что-нибудь!

Александре приснился кошмар. В последнее время они часто ей снились. И все очень похожие друг на друга.

В них Филипп почему-то гнался за ней по залу какого-то заброшенного аэропорта, где она должна была встретиться с Иваном и передать ему огромный мешок из-под сахара с напечатанными на нем японскими иероглифами. Мешок этот мешал ей бежать, она все время хотела его бросить, но знала, что нельзя… Потом в нее целился какой-то киллер с лицом Иисуса Христа и грустными глазами, которые говорили, что ему совсем не хочется ее убивать, но придется. Затем она оказывалась под столом в комнате «Новостей», и мусор из корзины сыпался ей на колени, а в щели между столом и полом она видела лакированные ботинки Андрея. Потом Иван тащил ее в машину, и у нее в руке был зажат тот злосчастный пакет с хлебом, из-за которого она тогда вернулась…

Плача, она села в постели.

За окном, за белой пеной кружевных занавесок, было совсем темно. Филипп не любил толстые портьеры, оставшиеся со времен бабы Клавы, и как-то так получилось, что Александра тоже постепенно от них отвыкла, теперь они редко их закрывали.

– Сколько времени? – спросил проснувшийся Филипп.

– Полшестого, – ответила Александра, перегнувшись через него, чтобы взглянуть на будильник. – Спи. Еще целый час можно спать.

– А ты? – спросил Филипп. – Опять что-нибудь приснилось?

«Еще как, – хотелось сказать Александре, – еще как приснилось…» Но она не могла обсуждать с ним свои проблемы. И теперь дело было даже не в том, что он «чужой человек». Просто это стало опасно. Как ни крути, она ничего о нем не знает, кроме того, что он ведет странную жизнь. А от ее молчания в данном случае зависела безопасность Лады, Маши и ее собственная.

Они теперь почти не виделись. По телефону общались ровно двадцать секунд, сообщая друг другу, что живы и здоровы. Лада с Васяткой опять улетела в дальние края, Александра не вылезала с работы, Маша успешно симулировала какую-то сложную болезнь и жила у тетки.

– Алекс, мне не нравится, что ты совсем перестала спать, – сказал Филипп в темноте. Голос у него был холодный. – Может, ты скажешь мне, в чем дело?

– Ни в чем, – поспешно отозвалась Александра, и он шевельнулся. В мертвенно-бледном свете уличного фонаря она увидела, что он повернулся на бок и подпер голову рукой. Очень смуглый, с длинными волосами – ну просто герой какого-нибудь героического американского сериала.

– Я не должен задавать вопросов, правильно я понимаю? – спросил он вежливо.

– Филипп, мне нечего тебе сказать, – заторопилась Александра, испытывая огромное искушение выложить ему все, разделить с ним ужас перед тем, во что они неожиданно влипли, и понимая, что делать этого нельзя. – Просто у меня очень тяжелая жизнь… Муж бросил, с работы выгнали, потом взяли обратно, но при каких-то странных обстоятельствах. Человек, о котором я делаю фильм, пропал. Я не имею права ошибиться с трактовкой его материалов, потому что, во-первых, он знаменитость, а во-вторых, мой друг… Или наоборот. Во-первых, друг, а во-вторых, знаменитость…

– Ты его сильно любила, что ли? – вдруг перебил он.

– Кого, Ивана? – удивилась Александра.

– Да не Ивана, – с досадой сказал Филипп. – Того. Который бросил.

– Черт его знает, – задумчиво проговорила Александра и вдруг поняла, что это правда. – Не знаю.

– Не знаешь? – переспросил Филипп.

– Когда выходила замуж, то была уверена, что люблю, – начала она медленно, как бы оценивая со стороны правдивость своих слов. – Бабушка умерла, мне было очень одиноко, я, как всегда, едва сводила концы с концами… Это ведь только кажется, что у нас приличные деньги платят, а на самом деле как у всех: задерживают, дают меньше, чем ожидаешь, и так далее… Он был умный, перспективный, свой. Почему бы и нет? Но с ним было трудно. Как-то сразу очень трудно. Он моментально перестал меня замечать. Мы с ним жили, как… с тобой. Ой, прости…

– Все в порядке, – заверил Филипп.