Новогодняя Магия

- Дин, а как празднуют у вас? – интересовался Дэйн, жуя мандарин – по половинке за раз.

- Так же. Праздничным столом, наряженной елкой, подарками.

- А по телеку что идет?

- Сначала «Голубой огонек»…

- Про педиков, что ли?

Я едва не подавилось шампанским – Дэйн, он и есть Дэйн.

- Нет, шоу такое.

- Почему «голубой»-то?

- Потому что раньше телевизоры у нас были черно-белыми, и отсвет от их экранов казался голубоватым.

- Черно-белые телевизоры? Хм, стильно.

Мда, вот уж взгляд со стороны.

- Не знаю, стильно или нет, но в шестьдесят втором других не было. Моя мама еще была маленькой…

- Шестьдесят второй – это давно?

- Давно. Сейчас у нас две тысячи шестнадцатый.

- Как интересно…

К нашей беседе прислушивался Халк. Спросил с любопытством:

- А ты тоже росла с черно-белыми телевизорами?

- Нет, я уже с цветными. Прогресс не стоял на месте. А вот те, кто постарше, помнят именно такие – черно-белые. У бабушки моей до сих пор один такой в чулане.

- Ладно, сначала «Огонек», а потом что? – чавкал Эльконто. – Музыка?

- И музыка тоже. К двенадцати ночи толкает речь президент.

- Главный мужик вашего мира?

- Ну, не мира – нашей страны. Он говорит о том, что надеется, что в следующем году все будет хорошо.

- Почему надеется? Если наш Дрейк захочет, чтобы все было хорошо – будет хорошо.

Я смеялась.

- Да, но наш президент – не Дрейк. Видишь ли, наш надеется, что все будет хорошо, потому что в других странах есть другие президенты, и они всегда боятся, что о чем-то в будущем не договорятся.

- Мда. Короче, вам нужен свой «Дрейк».

- Возможно.

На короткий момент я задумалась о том, а нужен ли нам свой «Дрейк»? Каким был бы наш мир под руководством Комиссии? Тема после шампанского казалась слишком сложной, и я ее бросила.

- В общем, речь, а потом бой курантов из столицы – самых больших часов. Вот, когда они отмеряют двенадцать ударов, официально наступает в сердцах жителей Новый Год.

- Забавно все у вас устроено, - Эльконто улыбался. – Надо бы как-нибудь к вам…

В этот момент от дверей залаял Барт.

- Ух, ты! Майки с Марикой, наконец, пожаловали. Айда встречать!

*****

После съеденных булок пес лизал ей ладонь, а Изольда, чувствуя, как скользит по коже теплый влажный язык, утирала слезы. Напилась, расчувствовалась. Непорядок.

- Ты чего ко мне прибился-то, а? К старой и немощной? Привязался бы к кому помоложе, чтобы гуляли с тобой, палки кидали, колбасой кормили. Я ж не зарабатываю столько – на колбасу…

Псу не было никакого дела до колбасы. В темной комнатушке его светлая голова была похожа на медвежью – такая же огромная, покатая, почти безухая. Вот точно белый медведь, не иначе.

- Куда я с тобой? У меня тут гости… Обязанности. Будешь пугать прихожих. А гулять, когда?

Он привалился к ее ноге теплым боком – мол, разберемся, ты не ропщи.

Но Изольда роптала.

- И имени у тебя нет. Неверно оно как-то… Слышь, я имя-то тебе выберу, вот только это не значит, что ты – мой, понял?

Мотался из стороны в сторону короткий хвост.

Где-то с давних времен стояла на полке многократно прочитанная книга – «рассказы народов Фризолии» - странные рассказы, почти мистические. И язык там свой, и слова диковинные. Старуха поднялась, отыскала книгу, долго листала ее в свете зажженной лампы:

- Вот, нашла! Белую Птицу они называли «Акгуш»! Красиво?

Пес гавкнул отрывисто и, как ей показалось, согласна.

- Ты – белый. Не птица, но то ж формальность. А там вождь такое имя носил… В общем, будешь у меня Агушей.

Новоиспеченный пес-лось Агуша продолжал вилять хвостом.

- И команды ты, поди, понимаешь? Ну-ка встань?

Громадная туша нехотя поднялась на четыре лапы.

- Вот диковинный! Ляг!

Легла, сложилась, как танк – сначала расщеперила и согнула ноги, затем привалилась на них массой сверху.

- Наученный, видишь? Может, ты «чейный»?

Агуша молчал; начинался «Городской фейерверк» - последнее и самое главное шоу уходящего года. Изольда тут же вернула книгу на место и заторопилась к телевизору:

- Все, не мешай, смотреть буду. И не привыкай ко мне, понял? Не привыкай.

*****

Новый год – это всегда священное таинство, где каждый и порадуется, и погрустит. Поблагодарит за хорошие дни, встречи и события, погрустит о том, чего еще не случилось. Вновь загадает желание. С каждым новым годом мы делаемся еще чуть-чуть старше, опытнее, мудрее, а вместе с тем и практичнее, спокойнее, что ли…

Но это про мой мир – про родной.

А здесь не грустил никто. Никто не терял времени, потому как оно существовало лишь номинально, никто не старел, не приближался к финальной черте – здесь все оставались вечно молодыми и оттого веселыми. Горели над столом свечи-салютики, взрывались хлопушки – сыпали серпантин и конфетти в недоеденные салаты.

Хорошего друг другу желали смачно и густо, как себе.

А после вывалили во двор – на ту самую поляну, где объятая сиянием гирлянды (я знала, знала, что она будет гореть!), стояла великолепная новогодняя елка. Рвалось небо салютами – их запускала Магия – шумела, трещала, провожала старый год вместе со всеми; галдели, сияя от счастья, задрав головы, благодарные гости.