Новогодняя сказка для ведьмочки

Нет, нет, бабушка бы ни за что не дала меня похоронить живой!

Тогда что вокруг меня? И почему в глазах жжет?

Вдруг тишину этого подземелья нарушил скрип петель, такой противный звук, режущий слух. И комната осветилась бледным светом одной единственной лампочки, что болталась под потолком. Света явно не хватало на такую большую комнату, и в углах скапливалась тьма. Тьма укрывала и меня, но при тусклом свете, я успела заметить, что лежу на циновке почти возле стены, а рядом стоит ведро, а в центре комнаты — стул.

— О, очнулась наша царевна, — хохотнул один из вошедших.

Их было двое. Быковатые качки с фигурами Губки Боба, головы лысые до блеска, толстая шея, плавно переходящая в квадратные плечи, тело, настолько накаченное анаболиками, что руки свисают по бокам, как сосиски. Короткие толстые ноги едва носят перекаченное тело. На толстых лицах плохо видны эмоции, маленькие глазки утопают в толстых щеках. Маленькие лбы и мощные челюсти, интеллект тут даже не ночевал.

— Ну, чо, спящая прЫнцесса на горошине, чё с тобой делать будем? — один из амбалов подошёл и пнул меня в бок. И пинок был не сильный, но мои ребра жалобно скрипнули.

— Не бей сильно, я люблю развлекаться с красивыми девочками, — пробасил сзади второй амбал.

— А кто сказал, что ты будешь первым? — я от страха похолодела.

— А давай на картишки разыграем девку? — второй явно был настроен по боевому и не хотел уступать сопернику.

— Харе, разыграете потом, — в подвал спустилась сама Ника, в сопровождении еще одного бугая.

Они все словно под копирку. Лысые головы, бычьи шеи, толстые перекаченные туловища с руками сосисками. И где находится фабрика по производству этих дебилов.

— Ну, чё, подруга, отпрыгалась, — зло шутит Ника.

Мне уже все стало понятно. Меня украли бугаи Ники, по ее приказу, на ее потеху. Не привыкла эта девочка проигрывать.

— И тебе здравствуй, с Новым годом! — пытаюсь я отшутиться.

— Смелая! — фыркает Ника. — Ничо, ничо, сейчас тебя мальчика оприходуют, а потом ты у меня поедешь в бордель. Там годик другой поработаешь, обслуживая дальнобойщиков, потом, может, отпущу. Ан нет, не отпущу, еще в один бордель поедешь, у меня на стройке, там голодных мигрантов мно-гоооо, их еще обслужишь. Или сразу с мигрантов начнешь?

Она заливисто хохочет и ей вторят амбалы, ржут, как гиены в саванне. У меня холодок по коже пробежал. С трудом сглатываю слюну, вкололи мне что-то, конечности не двигаются, слюна бежит, даже проглатывать больно. И я стараюсь оттянуть неизбежное, может мозги «плыть» перестанут.

— За что ты так со мной? — мой голос хриплый, больной, я сама не узнаю себя.

— Как за что? А не ты ли, сука, у меня мужика увести пыталась. Один раз у меня мужика из-под носа увела такая, так до сих пор в моем борделе работает, по двадцать таджиков в день удовлетворяет, — ржёт гиеной Ника. — Бордели, знаешь ли, прибыльное дело. Пусть отец там пыхтит на стройке, а у меня свой бизнес.

Ника возвышается надо мной, смотрит свысока, как на букашку. А я даже встать не могу, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу.

— В общем, разберитесь тут с ней, все на видео снимите, да чтоб ни как в прошлый раз, все на высшем уровне, лицо и тело должно быть хорошо видно. — Ника хохотнула подленько. — Люблю хорошее порно на досуге посмотреть. Первую запись мне, вторую ейному хахалю, пусть полюбуется в последний раз.

Она развернулась и пошла наверх со своим охранником, приговаривая: А мы с тобой, Ильюша, тоже делом займемся.

При этом она хлопала ладонью по тугой заднице своего мачо, а тот ржал, яки конь.

— Ну, чё?

— Ни чё, потащили девку в студию, кино снимать будем.

Мои конечности холодеют, но пошевелиться пока не могу. Как им противостоять? Закрываю глаза и представляю бабушку. Только одними губами спрашиваю: Что делать? И как эхо… Помощь идёт…

Но где эта помощь. Меня берут за руки и ноги и тянут куда-то наверх.

Вот и комната, которую назвали студией. Тут нет окон, стены завешаны шторами, круглая тахта посередине, да штативы по всей комнате.

Меня бросают на тахту. Страх уже в селезенках. По лбу бежит капелька пота, она скатывается и застревает в ресницах, мешая мне следить за действом. Моргаю, пытаясь восстановить зрение. Только к капельке пота теперь присоединилась слеза. Горькая слеза жжет глаза, бежит по щекам. Я тихонько реву, всхлипывая почти беззвучно.

И вдруг меня накрывает злость. Да чего это я разрыдалась, только доставляю удовольствие своим мучителям, вон, улыбаются, зубы скалят. И от злости, а может, прошло время действия лекарств, у меня по мышцам рук и ног побежали мурашки, а потом резко сократились мышцы. Меня подбросило вверх, и я резко села. Рукой нащупала бабушкин медальон. Уф, хорошо не потеряла. Один из амбалов удивленно обернулся и посмотрел на меня выпучив глаза.

У меня не осталось времени, и я, выбросив руку вперед, резко схватила ближайший ко мне металлический штатив. И пока до скудного ума амбала дошло, штатив уже опустилась на его голову. Он побледнел и рухнул.