Новогодние чудеса

Ула глянула, как Колин катается с мамой по гладкому прозрачному льду. На нём была сиреневая шапочка с двумя мохнатыми помпонами – по одному на каждое ухо, и рукавички тёти Лоры к ней и вправду удивительно походили.

– Но мама будет ругаться…

– Да сколько можно! – рассердилась Алу. – Мама-мама. Что ты заладила?! Нет её здесь! Зато есть ты. И ты видишь, кого твои рукавички могут порадовать!

Ула послушалась и заскользила по реке к Колину. Вмёрзшие в лёд пузыри сияли на солнце золотом, и над сугробами разлетались крылатые радуги – ещё никогда зимняя река не была настолько прекрасна!

– Ты хочешь подарить их? Насовсем? – мама Колина от удивления вскинула над головой свои широкие лапы.

– Да, – уверенно заявила Ула и помогла Колину натянуть рукавицы. – С наступающим!

– В самый раз! – довольно улыбнулся медвежонок, и на сердце у Улы стало тепло-тепло.

– Какие же замечательные! – пробасила медведица. – У нас нет для тебя подарка, но мы можем взять тебя с собой на площадь, там выступают уличные артисты.

Ула никогда не отходила так далеко от дома, но Алу подтолкнула её кулаком в спину, и они поспешили на площадь. Что может быть прекраснее рождественских песен?

Толпа гомонила, хихикала, уплетала сладости, но благоговейно затихла, стоило музыканту дёрнуть струну. Знакомые слова сами срывались с губ Улы, вступила флейта, и ноги пустились в пляс.

А потом у солиста сорвался голос.

Но Ула не сразу это заметила – она продолжала увлечённо петь, пока не обнаружила, что поёт одна и вся площадь на неё смотрит.

– Иди к нам! – позвали её с подмостков.

И Ула захотела сжаться, чтобы стать меньше зайца, но Алу схватила её за руку и вытащила на сцену.

– Мама ругается, когда я шумлю, – прошептала Ула.

– Мама-мама! – проворчала Алу. – Ты же любишь петь, и шуметь, и веселить народ. При чём здесь вообще мама?

Вместе они исполнили целых три песни! До того чисто и звонко, что аплодисменты всё не стихали. А потом музыканты угостили лисичек печёными яблоками в карамели и горячим шоколадом.

Солнце скрылось за лесом.

– Пора домой, – вздохнула Ула.

И Алу радостно отозвалась:

– Так вперёд! Давай наперегонки?

Они побежали по золотой от заката реке, твёрдой и гладкой, в жемчужинах мёрзлых пузырьков воздуха, побежали по пушистым, словно взбитый сливочный крем, сугробам, пока не остановились перед свисающим из окна хвостом простыни.

Ула замерла, и Алу никак не могла сдвинуть её с места.

– Я так виновата перед ними! Что я им скажу?

– Как есть, так и скажешь! И про шута скажешь, и про рукавицы, и про выступление своё, и про яблоки с карамелью! Великолепный же получился день!

Ула мотнула головой и только плотнее сжала зубы. И тогда Алу недобро сощурилась:

– До захода солнца одна из нас должна вернуться домой.

– Одна из нас? – растерялась Ула. – Но я боюсь.

– Как знаешь, – прорычала Алу и, придерживаясь за простыню, влезла в окно.

И сразу стемнело.

Ула помёрзла, потопталась и всё же схватилась за простыню и полезла наверх, но…

…Окно оказалось закрыто.

Едва сдерживая слёзы, Ула прижалась носом к стеклу. На столе горела красная свеча, мама сидела в кресле-качалке, и Алу клубочком свернулась у неё на коленях – как в детстве любила засыпа́ть Ула.

– Мам… – прошептала она, но закричать побоялась.

И войти через дверь тоже побоялась – только беззвучно плакала и держалась холодными пальцами за простыню.

– Ты так совсем замёрзнешь, – раздался мелодичный голос, и зазвенели колокольчики.

Ула вздрогнула – на голых ветвях сидел золотой шут, совсем как тот, что разбился утром! Только живой и ростом с Улу. Его изящный нос пересекала трещина, и кисть казалось какой-то… приклееной?

– Да, всё можно починить и исправить, – улыбнулся шут.

– Но я так виновата! Я такая плохая! И Дед Мороз мне ничего не подарит!

– Почему?

Какой глупый шут!

– Потому что я плохая девочка.

– А ты уверена, что Дед Мороз дарит подарки только хорошим девочкам?

– Мама так говорит.

– Мама, конечно, права, просто она… взрослая и успела кое-что позабыть про Деда Мороза.

– Тебе-то откуда знать? – грустно спросила Ула. – Ты же не Дед Мороз.

– Не Дед Мороз, – согласился шут, – но я неплохо его знаю. И знаю, что подарки он дарит всем детям. И не дарит взрослым. Как ты думаешь, почему?

Ула пожала плечами.

– Дети никогда не врут, – подмигнул шут. – По крайней мере, не врут самим себе.

Ула смотрела недоверчиво. На морозном небе загорались первые звёзды.

– Загляни в свою комнату, кого ты видишь?

Ула послушно прильнула к окну. Алу по-прежнему спала на коленях у мамы, которая плавно покачивалась в кресле.

– Я вижу себя, – всхлипнула Ула. – Только хорошую себя, которую мама любит.

– Разве Алу все делала «правильно»?

– Нет.

– Она всё делала искренне. И не побоялась честно признаться маме.

Ула кивнула и уткнулась носом в стекло. Звёзды искрились на морозном узоре.

– Алу – это я.

И в тот же миг Ула оказалась по другую сторону стекла, на коленях у мамы, которая тихонько напевала колыбельную.

Месяц светит из окна,
Нашей Уле спать пора.
Звёзды сыплются с небес,
Шелестит листвою лес.