Новогодние неприятности, или Семья напрокат

Смахнув с волос снежинки, она решительно направляется ко мне, попутно стягивает с плеч белое кашемировое пальто и отдает его Парфенову, чтобы он повесил его в шкаф. Грациозно опускается в свободное кресло напротив меня, высоко держит голову, закидывает ногу на ногу.

Настоящая Снежная королева.

— Здравствуй, Инн.

— Привет, Демьян.

Высекает резко. Нетерпеливо тарабанит пальцами по подлокотнику. Злится. И я даже знаю, что она скажет в следующую секунду. Ленчик, в свою очередь, предпочитает картинно закашляться и слинять в коридор, чтобы не становиться свидетелем наших разборок.

— Ларин, ты не считаешь, что это нечестно? Ты обещал не мешать нашему общению с дочерью и сам увез ее в лес на целых две недели!

— На десять дней.

— Не важно. Ты специально лишил меня этого семейного праздника! Назло трубку не брал! Это подло, Демьян!

Инесса выпаливает обвинения автоматной очередью. Неумолимо краснеет. Распаляется так, что ей даже приходится расстегивать пару верхних пуговиц блузки, натягивающейся у нее на груди.

Всем своим видом требует сочувствия. Ну, а я терпеливо жду, пока она доиграет роль и поставит точку в первом акте.

— Закончила? — прищурившись, интересуюсь жестко прежде, чем озвучить засевшее в мозгу предположение. — Подло, Инна, убеждать прессу, что наша с Юлей помолвка фиктивная.

Слова падают между нами разрывными гранатами. Наполняют пространство опасными осколками. И теперь неловко становится моей бывшей. Она нервно ерзает в кресле, судорожно закусывает нижнюю губу, красноречиво опускает глаза в пол.

В общем, без споров подтверждает, что я прав. Это не Лебедев сдал меня журналюгам.

— Если хочешь знать, Инн, помолвка самая что ни на есть настоящая. Больше тебе скажу, я женюсь на Юле в следующем месяце. Приглашение тебе высылать не будем, уж извини.

Тихо так становится. Даже шороха дыхания не слышно. Сумрачная тень пробегает по сосредоточенному Инкиному лицу, превращая его в страдальческую гримасу. Слезы выступают у нее на глазах, повисают на угольно-черных пушистых ресницах, падают. Оставляют после себя влажные дорожки на замазанных тональником щеках, скатываются к подбородку.

А я вместо прежнего раздражения ощущаю мучительную неловкость. Плохо справляюсь с женскими истериками, не выгребаю подобных эмоциональных качелей и имею лишь отдаленное представление о том, как успокаивать представительниц женского пола в таких случаях.

— Ты… ведь… ее… не любишь.

Справившись с обильным водопадом, Инесса жалобно всхлипывает и даже не пытается поправить испортившийся макияж. Пришпиливает меня пронзительным взглядом к креслу, кусает пухлые губы и вряд ли ожидает услышать наполненное уверенности.

— Люблю.

— Я думала, у нас с тобой еще есть шанс.

Заламывает пальцы она. Подается вперед, как будто вот-вот залезет на стол и двинется вперед, чтобы нарушить мое личное пространство. Не мигает, получая очередное жесткое.

— Нет шанса.

Холодный вакуум. Кульминация. Развязка.

Тряхнув головой, Инна отшатывается. Остатки гордости все-таки сохраняет. С благодарностью принимает из моих рук стакан воды, заливает плещущееся внутри расстройство влагой и куда спокойнее, чем в начале нашей беседы, произносит.

— Ну, на каток-то хоть завтра сходим? Пожалуйста. Я скучала по Лиске.

— Сходим. Обязательно.

Киваю утвердительно и с радостью воспринимаю тактическое отступление бывшей супруги. Сейчас я пообещал бы ей и гробницу Тутанхамона из Луксора, лишь бы закончить этот бесполезный диалог. Визит на каток — явно меньшее из зол.

Послав Юле сообщение, я украдкой кошусь на большие настенные часы и смиряюсь с неутешительными выводами — до вечера ой как еще далеко. Вторая часть дня ползет так же медленно и невыразительно, как и первая. С душераздирающей зевотой я изучаю небольшие изменения в предвыборной кампании, уверяю пришедшего на поклон директора детского дома, что новые кровати будут поставлены в срок, и с грустью смотрю на оживленно галдящую очередь, вытаскивая голову в коридор.

— Лень, дуй сюда, — зову втирающего что-то беззащитной брюнетке помощника и озвучиваю поистине важное поручение. — Сгоняй в цветочную лавку, купи, пожалуйста, пионов.

— Пионов? Демьян, да они сейчас стоят, как крыло самолета!

— Пионов купи, говорю. Не из своего кармана тратишь. И бутылку хорошего вина возьми.

Бросаю удаляющейся спине Парфенова и возвращаюсь к избирателям. Все они пришли, чтобы о чем-то попросить, на что-то пожаловаться, да просто излить душу, в конце концов. У каждого из них свои трудности, беды, проблемы, но больше всего запоминается одна семья, стоящая поодаль.

Молодой мужчина с уставшими выцветшими глазами цвета карамели и сединой, посеребрившей виски. Невысокая хрупкая девушка с бледной просвечивающей кожей и с несгибаемым внутренним стержнем. А еще их особенный сын, которого лишили инвалидности, потому что у родителей недостаточно денег, чтобы дать нужному человеку на лапу.