– Хм. Вы правы. Но это то, что я скажу своей соседке! Пусть все думают, что мне просто повезло, иначе без зависти не обойтись. – Мадам Пикар начала играть мотив из «Оды радости» Бетховена, но остановилась и почти шепотом сказала своим гостям: – Костюмы. Я продаю «Королевский шоколад» в магазине Bon marché, и костюмы с такой отделкой края до сих пор продаются только в одной лавке нашего магазина – «Артье». Вот и весь секрет! Ах, Герман, от вас так пахнет ландышами, словно вы предвестник весны! У нас в магазине продаются конфеты с таким ароматом. Мои любимые!
Сказав это, мадам Пикар заиграла «Сонатину соль мажор» Бетховена, и в комнате действительно стало теплее. Герман заслушался, думая о том, что принесет ему новый год и сможет ли он пробиться в люди, если окажется без родительской поддержки.
– Вам настроили сегодня пианино? – спросил Ленуар без тени смущения. – Мне кажется, нота си немного фонит…
– Вот видите, у вас тоже есть свои секреты, мсье. Говорите, что не умеете играть на пианино, а делаете такие замечания! – закрыла крышку пианино мадам Пикар. – С нотой си все в порядке.
– Прошу прощения! Покажите, пожалуйста, фотографии детей. Всем победителям их сегодня доставили вместе с подарками.
– Фотографии? Какие фотографии? Мне доставили только пианино. Никаких фотографий к нему не прилагалось, – ответила мадам Пикар.
Ленуар помолчал, а потом встал и сказал:
– Мадам, можно ли в таком случае воспользоваться вашим телефоном?
Когда они подходили к дому, где жила последняя победительница конкурса, пошел снег. От низкого неба, давящего на город, у Ленуара закололо в висках. После его телефонного звонка секретарь главного редактора журнала «Фемина» спросил носильщиков, и они все как один подтвердили, что доставили подарки с конвертами, в которых были две фотографии детей. Что же в этих фотографиях такого важного? Почему они так быстро исчезают? Что здесь не так?
Мари-Ноэль Мальво жила на последнем этаже османовского дома, где обычно ютилась прислуга. Консьерж даже не стал туда провожать. Сказал только, что «старуха Мальво» обычно в это время сидит и смотрит в окно.
Судя по всему, выиграть духи «Мечта» для Мари-Ноэль стало настоящим новогодним подарком. Заплатить самой за такие дорогие причуды, – а духи доставляли в комплекте с рисовой пудрой и мылом с тем же ароматом, – у самой старушки не было средств. Целых сто двадцать пять франков – неслыханная роскошь!
Пока Ленуар поднимался на последний этаж, Герман шел за ним, не отставая ни на шаг. Дверь в комнату оказалась незапертой. Странно, но в каждом доме были свои порядки, да и туалет находится на этаже, – вполне возможно, Мари-Ноэль никогда не запиралась.
– Мари-Ноэль! Мадам Мальво! Вы здесь? К вам можно? – спросил, приоткрывая дверь, Ленуар, однако сразу понял, что ему никто уже не ответит: у самой двери краснела лужа крови. Сыщик распахнул дверь – старушка лежала на спине, уставившись в окно. За окном шел снег. Голова у мадам Мальво была разбита флакончиком духов «Мечта».
Герман от неожиданности вскрикнул и остановился в дверях.
– Спускайтесь – пусть консьерж вызовет городового! – быстро сказал Ленуар.
– Но, может, она еще жива…
– Быстро! – ответил Ленуар.
Герман рванул вниз, а сыщик спокойно подошел к трупу старой женщины. Следов борьбы не было. Убийца нанес один-единственный удар. От вида разбитой головы и темной лужи крови в висках у Ленуара снова закололо. Сыщик наклонился, аккуратно поднял за края духи «Мечта» – отпечатков и следов крови на флаконе не было. Кто-то их вытер, а, скорее всего, флакон даже помыли в раковине. Ленуар подошел к полочке с зеркалом. Там лежала рисовая пудра «Мечта» и новый, недавно открытый, еще влажный кусок круглого мыла. Значит, отпечатков пальцев на флаконе можно не искать – от них преступник предусмотрительно избавился.
На столе валялись бумаги, но фотографий нигде не было видно. Ленуар положил флакон «Мечта» к себе в карман и начал просматривать документы. Старые письма от подруги, свидетельство о рождении и несколько рекомендательных писем от разных семей, где Мари-Ноэль работала няней. Ленуар высморкался, сел за стол и в ожидании городового открыл самое помятое письмо.
«Дорогая Мари-Ноэль!
С вашей стороны было слишком самонадеянно обращаться ко мне за рекомендательным письмом спустя год после того путешествия в Лион. Вы просите меня дать вам характеристику, основываясь на пяти годах работы, когда мы вас любили и дети с удовольствием играли с вами. Как вы только могли представить, что сердце матери со временем может смягчиться? Никогда! Никогда вы не получите от меня никаких рекомендательных писем. Наоборот, о том, что вы сделали, узнает весь Париж. Обещаю вам, что если полиция за недостатком доказательств отпустила вас на волю тогда, год назад, то ни одна уважающая себя семья больше не возьмет вас на работу. Вы просите рекомендательное письмо? Что ж, получите его!