Новогодний кошмар

– Что-то случилось? – Журналистка слишком хорошо знала Алису.

– Кошмар, – постаралась коротко и емко объяснить писательница. – Обычный. Мои покойники. И там Олег.

– Господи боже! – ужаснулась Вика. – Но… Подожди. Алиса, давай ты хоть немного придешь в себя. Ты даже говорить сейчас нормально не можешь. Я видела твоего Бездушного всего полчаса назад. Жив и здоров. Ты мне веришь?

Девушка только кивнула.

– Кофе? – предложила подруга. И, не дожидаясь следующего кивка, стала набирать на смартфоне номер доставки.

– Напиши ему, – упрямо прошептала Алиса.

– Вариант. – Вика продолжала изо всех сил сохранять легкий веселый тон. – Смотри, уже пишу. Выдохни и расслабься. Через минут десять должно полегчать. Что еще сделать?

– Коты, – слабо махнула рукой писательница. – Покормить.

Подруга только в очередной раз бодро улыбнулась, продолжая набирать сообщение Олегу.

От своего начальника Олег перенял одну великую мудрость: когда твои подчиненные работают, лучше всего не мешать. А потому он сидел в своем кабинете, пока вся команда поминутно изучала алиби Точилина. Вместо развлекательного чтива начальник отдела изучал дневник Галины. Это были своего рода показания убийцы. Пусть и погибшей.

Чтение порождало глухое раздражение. Олег не понимал, как можно так не любить и унижать себя. «Я нищая больная уродка, – писала Галина. – Никто не сможет полюбить такую. Тем более он. Я могу ждать его вечно и всегда ненавидеть себя, когда он смотрит сквозь, разговаривая со мной. Он доверяет мне свои минутные настроения. Но ведь я и не заслуживаю большего». По мнению Олега, женщина была на самом деле не так плоха. Привести в порядок, чуть поработать психологам, и можно отдавать замуж. И не за абы кого, между прочим. Но полицейский знал, что такой упадочной самооценкой Галину наделил бывший муж. А помощи, тем более профессиональной, она даже не пыталась искать.

Но, кроме понимания психологии убийцы, начальника отдела в этом бесконечном письме в никуда зацепили именно эти слова: Точилин делился со своей бывшей однокурсницей «минутными» настроениями. То есть они общались ни о чем. И никаких откровений. Олег пробежал глазами еще пару записей за разные периоды. Нет, только ничего не значащий треп и жалость. Точилин ей даже не доверял. И вот это неуловимо смущало.

Они ошиблись с подозреваемым? В принципе, вполне может быть. Ведь если быть совершенно честными, они назначили банкира на эту роль просто по остаточному принципу. Но… кто, если не он? Ведь погибших женщин связывало только одно – общение с Точилиным, принадлежность к его жизни.

Олег не то чтобы соврал, но утаил от Александра Дмитриевича свои размышления. У Точилина мог быть мотив. И это не просто некая глобальная нелюбовь к женщинам на почве плохих отношений с матерью. Все эти дамы что-то хотели от банкира. Как его мать, по словам самого Алексея, постоянно тянула деньги из отца. Когда на твоей шее висит аж четыре кровопийцы, и моральных и материальных, невольно захочешь избавиться от них всех. Свобода по-прежнему для многих остается самой желанной мечтой. Так что тут мотив явно есть. Пусть проверить его очень непросто.

Полицейский продолжал чтение, уже более рассеянно пробегая глазами текст в поисках… чего-то особенного. Дневник вели последние месяцев восемь. Сначала записи были еще не столь мрачны. Перечисление обычных дел, заметки о клиентах, иногда даже забавные комментарии. И тонкая ниточка робкой привязанности к своему начальнику – бывшему однокурснику. Благодарность за то, что принял на работу и даже дал повышение. Радость от возможности иногда перекинуться с ним парой слов.

Дальше общение Галины с Точилиным стало более тесным. Совместные обеды, разговоры в его кабинете, телефонные звонки. И параллельно в ней росла вот эта жалость к себе и болезненная любовь к банкиру. А еще… записи становились менее подробными и регулярными.

Олег дальше сверял даты. Был большой перерыв. Возобновила Галина дневник месяца полтора назад. Тогда же сменился тон повествования. Уверенности в себе у дамы не прибавилось. Казалось, она, наоборот, просто упивается жалостью к себе и своей ущербностью. Точилин превратился в идола. А ее любовь к нему – в миссию.

Читая исповедь о совершенных убийствах, Олег хмурился все больше. Во-первых, Галина ни разу не назвала своего возлюбленного по имени. Нет, сомневаться, что речь идет о Точилине, не приходилось. Но… почему-то это сбивало. И еще. Полицейский не нашел момента принятия решения. Не было записи, где Галина получает от банкира хоть какой-то посыл, просьбу, намек помочь ему избавиться от жены и подруги. И кстати, там вообще практически не было ни слова о его любовнице. Будто Галина о существовании Марии не знала.

Не было и записанных со слов банкира откровений, что хоть одна из женщин ему надоела, мешает, изводит фактом своего существования. Даже о матери. Хотя, как помнил Олег из собранных Валькой показаний, в банке все считали, что разговоры за закрытой дверью между Точилиным и Галей идут именно о разводе его родителей.