Новогодний маджонг. Соединяя пары

– Дайте ребенку хоть поесть, – вмешалась Лиза, жена дяди Славы. – Таня, ты чего Маргошку не кормишь?

– Она сама может положить себе в тарелку, что пожелает, – отмахнулась мама, сосредоточившись на Саньке, протянувшем ручки к Фунтику.

– Я не хочу, – тихо отказалась Маргарита.– Зато сыграю вашу любимую.

Рита прошла к пианино и, открыв крышку, провела пальцами по клавишам. Инструмент был настроен идеально.

– Таня, смотри, куда он руки тянет, – предостерег отец. Рита обернулась и увидела, что сын почти добрался до кота. А Фунтик напряженно наблюдал за маленьким захватчиком. Отец первым заметил, что кот, разозлившись, начал крутить хвостом,и прикрикнул:

– Фунтик, только попробуй, пущу на воротник!

Кот степенно поднялся и, пренебрежительно глянув на хозяина, удалился. Рита рассмеялась, впервые с того момента, как поругалась с Молокановым. Она опустила пальцы на клавиши и заиграла. А любимые «старички» запели:

–Мы — красные кавалеристы,

И про нас

Былинники речистые

Ведут рассказ –

О том, как в ночи ясные,

О том, как в дни ненастные

Мы смело, смело в бой идём!

Рита брала незамысловатые аккорды, а сзади звучало слаженное веселое пение. Она принялась тихонечко подпевать. И вскоре мысленно ушел прочь Вова Молоканов.

«Переживу, – подумала Рита. – Жить нужно для сына, для родителей. Для таких вот прекрасных моментов, когда рядом близкие люди. Ценить надо каждый день, проведенный с ними. Их уж точно никем не заменишь. А мужчин на мой век и так хватит. Только теперь никакого замужества и нежных чувств». Она украдкой вытерла слезы и громко подхватила вместе со всеми:

– Веди, Будённый, нас смелее в бой!

Пусть гром гремит,

Пускай пожар кругом, огонь кругом.

Мы беззаветные герои все,

И вся-то наша жизнь есть борьба.

Уже поздно ночью, когда гости разошлись по домам, а Ритка с матерью перемыли всю посуду, Татьяна Алексеевна посмотрела внимательно и тихо поинтересовалась:

– Ничего не хочешь объяснить нам с отцом?

– Нет, – не пожелала откровенничать Маргарита и отправилась в свою комнату. Но дорогой передумала и вышла на балкон рядом с собственной спальней. Снег прекратился. На небе мерцали звезды, и желтой тарелкой висела луна, подсвечивая мягким сиянием замершую излучину реки.

«Прощайте, Владимир Петрович», – прошептала Рита, глядя на небо. Вздохнула полной грудью и, чувствуя, что замерзает, быстро направилась к себе. Ей нравилось ощущать появившуюся независимость и гордо нести голову, несмотря на все печали и невзгоды. Она решительно вошла в комнату и случайно споткнулась о сумку, впопыхах оставленную в начале вечера.

«Ночью понадобятся памперсы, – решила Маргарита. – Нужно достать». Не зажигая свет, она потянулась к сумке. Благо, там валялся только один пакет с Санькиными вещичками. Память услужливо преподнесла воспоминания, как сегодня утром она учила Молоканова менять подгузник. Казалось, вечность прошла. Рита велела себе подумать о чем-нибудь приятном, рукой нашаривая пакет в недрах спортивного баула. Но сразу наткнулась на мягкий кашемир. Невозможно обознаться! Маргарита достала свитер и поднесла его к ночнику. Так и есть. Глупый Юлий засунул в ее сумку свое тряпье. Вот же идиот! Она хотела отбросить свитер в сторону, а завтра снести на помойку. Но интуитивно уткнулась в него носом. Запах такой знакомый. Почти родной.

«Выкинь его! Прекрати!» – велела она себе, но пальцы крепко сжимали тонкий кашемировый трикотаж. Рита прямо в халате юркнула под одеяло, не мысля даже на минуту расстаться с той крохотной исчезающей ниточкой, связывающей ее с Владимиром Петровичем. Она прижала к себе Молокановский свитер и, не сдержавшись, заплакала. Горько и надрывно.

– Слышишь? – спросила Татьяна Алексеевна. – Ритка ревет, или Санька хнычет?

– Ритка, – недовольно пробурчал муж. – С ума с вами сойдешь! Родила бы троих пацанов, горя бы не знали!

– Ага, – хмыкнула Риткина мать. – Вон у Нонны двое. Антон в бегах, а у Пашки на лбу «Зачот» написано.

– Очень смешно, – пробубнил отец. – Ты думаешь, это она из-за Антона?

– Нет, конечно, – зашептала мать. – Новый у нее какой-то. Нонна видела их вместе. Говорит, Маргошка его мужем представила. И что теперь делать, ума не приложу.

– Постараться не собирать бабские сплетни. Завтра нужно серьезно поговорить с твоей дочерью.

– Конечно, как что–то плохое, так дочь моя. А как все хорошо, то твоя.

– Мир устроен несправедливо, – отмахнулся отец.

Надежда внезапно проснулась. Словно от тычка. Наверное, кончилось действие лекарств. Она приподнялась на кровати. Не тошнит, голова не кружится. Но пить, как же хочется пить. Одинцова осмотрелась по сторонам. Хоппера рядом не наблюдалось. Она позвала. Сначала тихо, а затем чуть громче. Но в доме стояла полная тишина. Надя тихонько встала и на непослушных ногах подошла к окну.

Черный «фольсваген туарег» стоял во дворе. Только не на обычном месте, а чуть в стороне.